— Перебирался через реку, началась гроза, вот я и решил переждать на острове под деревом. К несчастью, в ствол ударила молния, и он обрушился прямо на меня. Вот уже сутки не могу сдвинуться с места. Вдобавок повреждена конечность. Она, конечно, срастётся, когда я выберусь, но пока имеем что имеем.
— Позвольте вам помочь, — предложила я и, поднапрягшись, сумела чуть приподнять ствол и освободить пленника. — А теперь разрешите переправить вас на берег.
— Крайне любезно с вашей стороны, — откликнулся паук. — Ниже по реке у меня встреча с моим другом солнцеедом, а сломанная конечность…
— Ни слова больше, мне совсем не трудно, — перебила я. — Вдвоём веселее, и местность вы знаете. — Помявшись, я добавила: — Вы не слишком похожи на человека, господин паук.
— Не все люди созданы по образу и подобию homo sapiens. Я представляю новое поколение по-человечески думающих и чувствующих машин. Надеюсь, вы понимаете, как важна эмоциональная сторона, ибо как думать без чувств? Да и зачем?
— Получается, вы умеете думать и чувствовать?
— Да, причём самостоятельно. Раньше за подобных мне думали в центре управления, но с развитием миниатюризации эта надобность отпала.
— Так хотели ваши создатели?
— Сомневаюсь. Впрочем, неважно. Мало ли кто чего от меня хотел. Главное, я сам себя вполне устраиваю.
Мы двинулись вниз по реке. Паук указал место назначения — живописную полянку с растущими у воды кипарисами.
— Солнцеед может явиться в любой момент. Вчера приснилось, значит так и будет.
— Это что же, солнцеед вам пригрезился? И так можно обрести друга? — не поверила я.
— Самый надёжный способ. Вам, Лина, сны, похоже, в новинку?
— Однажды приснился братик, маленький птенчик. Он пообещал, что мы скоро увидимся.
— Это случится, не сомневайтесь.
— Думаете, он существует?
— Я его не встречал, но если он вам приснился, значит существует наверняка. — Помолчав, он добавил: — Сами понимаете, настало время перемен.
Должно быть, я задремала.
— Это мой друг солнцеед, образец фотосинтетического человека, homo syntheticus, — прозвучали слова паука.
Я открыла глаза. Ростом пять футов, солнцеед смахивал на человека лишь издали. Его туловище, казалось, сплошь состояло из лиан и тыкв-горлянок; голову венчали блёклые побеги.
— Через них он поглощает солнечный свет, — пояснил Паук, — и перерабатывает его во всё необходимое для жизни. Солнцеед не разговаривает, но может издавать некоторые звуки. Вот эти, например, означают, что вы ему нравитесь.
— Взаимно, — кивнула я.
На теле солнцееда в какой-то бессвязной последовательности загорались и гасли огоньки.
Паук словно прочёл мои мысли.
— Да, он передаёт информацию световыми сигналами. Не азбукой Морзе. Этот язык мне пока не удалось расшифровать, да и нужды особой нет. Солнцеед вполне понятно говорит со мной во сне.
Паук рассказал, что питается солнцеед солнечным светом и дождём и начисто лишён аппетита в привычном смысле слова. Вся его еда на вкус одинакова, что неудивительно при такой диете. То же и с сексуальными потребностями, поскольку он саморазмножающийся.
— И много таких, как он? — спросила я.
— Солнцеед творит себе подобных почкованием, но официальное производство давно приостановлено. Власти сочли homo syntheticus чересчур инертным. Правильно, ему ведь не нужно зарабатывать на жизнь, а новому человеку такое не пристало.
— Но солнцееда не уничтожили!
— Его вышвырнули как отработанный материал. Посчитали мёртвым и бросили на кучу мусора. Однако не так-то просто убить растение. Вдобавок зима выдалась тёплая, с дождями, и солнцеед оправился. Я встретил его на городской свалке и привёл сюда. Теперь он цветёт и пахнет.
— Очень благородно с вашей стороны, господин паук.
— Люди нового образца должны помогать друг другу. Солнцеед обрёл место в жизни и призвание.
— И в чём оно заключается?
— В духовной эволюции, кажется. Его плотские радости, если таковые вообще имеются, сведены к минимуму, что даёт простор для любви и тяги к прекрасному.
— По мне, просто идеал человека, — сказала я.
— Но он вовсе не человек. Внешность здесь обманчива, это лишь дань антропоморфному сентиментализму его создателей. По сути, солнцеед самый диковинный из нас. Он не подчиняется желаниям в силу отсутствия таковых, не страдает вкусовыми пристрастиями, питаясь исключительно светом, а саморазмножение исключает тягу к сексу. Вдобавок солнцеед не обладает эстетическим чувством ввиду неспособности творить материальные объекты. Не можешь сотворить объект — значит не можешь вникнуть в его суть и полюбить.
— Что же тогда он любит?
— Мне кажется, его разум освобождён для мыслей высокоморального, этического и эстетического плана. Солнцеед любит саму игру жизни, обладая достаточной чувственностью, чтобы оценить вечное торжество этого процесса. В отличие от настоящих людей, эта игра для него не оканчивается смертью, ибо он во всех отношениях бессмертен, творя растения, которые суть продолжение его самого. Из человеческого в нём только любовь к игре. И эта игра сейчас требует, чтобы ты, русалочка, отправилась к морю и нашла своего суженого.