Весь шар земной...

О своем плавании Иван Александрович Гончаров рассказал в книге «Фрегат «Паллада». Но это, если можно так выразиться, недосказанная книга. Некоторые важные обстоятельства плавания исследователи узнали лишь позднее, из документов, из воспоминаний его участников, из не публиковавшейся до поры до времени переписки писателя.

И тут выяснилось, что, хотя книга «Фрегат «Паллада» и написана от первого лица, не всегда следует верить автору, создавшему образ литератора, который, зевая, апатично, лениво смотрит в «безбрежную даль» океана, размышляя о том, хороши ли гостиницы в Бразилии, есть ли прачки на Сандвичевых островах, на чем именно ездят в Австралии.

*

Крузенштерн и Лисянский на кораблях «Надежда» и «Нева» в 1803 году своим кругосветным плаванием всколыхнули русский флот. Он словно вырвался в океан. Корабль за кораблем уходили, чтобы обогнуть земной шар.

Головнин на «Диане» и потом на «Камчатке», Лазарев на корабле «Суворов», Коцебу на бриге «Рюрик», Беллинсгаузен и Лазарев на шлюпах «Восток» и «Мирный», Васильев и Шишмарев на шлюпах «Открытие» и «Благонамеренный», Понафидин на «Бородино», снова Лазарев на фрегате «Крейсер», Врангель на транспорте «Кроткий», Литке на шлюпе «Сенявин» — да разве перечислишь все имена славных, все названия кораблей!

И хотя кругосветные плавания перестали быть чем-то необычным, каждая новая экспедиция по-прежнему не проходила не замеченной в столице и провинции. Так было и после распространившегося летом 1852 года слуха о том, что вице-адмирал Путятин готовится к дальнему рейсу, намереваясь посетить с важной дипломатической миссией Японию.

Однажды разговор об экспедиции Путятина зашел в доме известного художника Майкова, частым гостем которого был Гончаров. С семьей Майковых Ивана Александровича связывала давняя дружба. Он проводил вечера в их уютной гостиной, где обычно собирались поэты и художники.

На этот раз были только свои. Хозяйка дома, Евгения Петровна, заметила, что адмирал ищет обладающего живым слогом секретаря, который мог бы потом описать все путешествие. Ее сын, поэт Аполлон Майков, получил приглашение занять этот пост, но отказался.

— Вот вам бы предложить! — со смехом обратилась Майкова к Гончарову, по обыкновению спокойно сидевшему в глубоком кресле.

— Мне? Что же, я бы принял это предложение, — ответил тот.

Все рассмеялись, а минуту спустя уже забыли об этом разговоре.

Но вскоре среди друзей Гончарова распространилось изумившее их известие: Иван Александрович действительно собирается путешествовать вокруг света, готов бросить место в департаменте внешней торговли и уже весьма деятельно хлопочет о назначении секретарем экспедиции.

Тут было чему изумляться. Кругосветное плавание — да ведь это крутой поворот, ломка всего привычного! Разлука с родиной, с близкими на два-три года. Неизбежные лишения, опасности — коварные рифы, свирепые шторма, желтая лихорадка, да и мало ли еще что.

А просто ли штатскому человеку найти свое место на военном корабле, среди бывалых морских волков? Вон и об адмирале Путятине говорят всякое: резок, вспыльчив, своеволен, с подчиненными крут. Под началом такого человека легко ли служить, да еще на корабле, где он — царь и бог?

И если бы уважаемый Иван Александрович пребывал в том возрасте, которому свойственны порывы и всяческие необдуманные поступки! А в сорок лет, когда седина в волосах, — извините! Ну был бы привычным путешественником — другое дело. Но дорогой Иван Александрович и по любезному отечеству много ли ездил? Не он ли говорит при случае, что свою спокойную комнату оставляет лишь по необходимости и всегда с неохотой, с сожалением? Не он ли твердит всем о своей избалованности удобствами городской жизни, лености, даже письма иной раз подписывает: «принц де Лень»?

Наконец, главное, главное. О его романе «Обыкновенная история» спорит вся читающая Россия, он теперь — признанный талант. Друзья-то знают: начат новый роман, уже опубликован его отрывок «Сон Обломова», вырисовывается замысел еще одного, навеянный поездкой в родные места, на Волгу…

Бросить все это?!

А он все-таки бросил!

И был едва не сразу же наказан.

Простился с Петербургом («Увижу ли я опять эти главы и кресты?») и в октябре 1852 года вступил на палубу фрегата. Началась жизнь, в которой, как он быстро почувствовал, каждое движение, каждый шаг, каждое впечатление не были похожи ни на какие прежние.

«Паллада» ушла в предзимнее Балтийское море. Первый переход был обычнейшим, по хожено-перехоженой дороге от Петербурга до Лондона. И однако именно этот переход Гончаров перенес особенно тяжело.

Корабль шел по бурному морю, под серым небом, и дождь сменялся снегом, а снег — дождем.

Гончарову быстро все наскучило: постоянная качка, теснота, холод и сырость, от которых у него болели зубы, ломило в висках и давал о себе знать ревматизм.