Весь свет 1981

Перевод с арабского Л. Тюревой

Время было позднее, и ночь уже опустила полог непроглядной тьмы на улицы шахтерского поселка, забившегося между широко раскинувшимися фосфатными холмами с одной стороны и высокими надменными горами с другой. Шел дождь, и крупные капли монотонно сыпались на долину, в которой примостился поселок. Небо было плотно затянуто мрачными тучами. Время от времени на поселок налетали порывы ураганного ветра, от которого содрогались его незатейливые строения и ветхие жилища. В эти моменты мне слышался грохот обваливающегося со старых стен кирпича. Острая боль пронзала мое сердце, оно разрывалось от жалости к людям, жившим за этими стенами и испуганно воздевающим сейчас руки ко всемогущему аллаху, умоляя его смилостивиться и защитить их от ураганов и холодов, которые обрушились на них в эту зиму.

«О господин! Пошли нам свою милость!»

Я читал, забившись в угол комнаты, которую я делю с пятью своими братьями и сестрами. Обложившись со всех сторон книгами и журналами, я пытался отвлечься от печальных мыслей. Но поселок Умм Аль-Араис с его бедами и страданиями не выходил из головы, а людские горести тяжелым грузом давили на меня.

Чувствуя себя беспомощным перед лицом жестокой действительности, я разрыдался. Мать с удивлением посмотрела на меня, а потом спросила, как мне показалось, с деланной тревогой в голосе:

— Что с тобой, сынок?

Я почувствовал, как пламя гнева разгорается в моей груди, и закричал на свою старую мать:

— Я проклинаю день своего рождения, мама! Я возненавидел эти мрачные, грязные улицы. Мне опротивели и люди и вещи в этом проклятом поселке. Я даже сам себе стал противен. Почему? И сам не знаю. Я сейчас в расцвете молодости и ненавижу молодость. Здесь, в нашем поселке, нет ни клубов для молодежи, ни кафе, ни танцплощадок… ничего, кроме фосфата и пыли.

Я взглянул на мать и заметил ироническую улыбку на ее губах.

— Ничего, сынок, — сказала она. — Это не так уж важно…

Я резко вскочил, быстро собрал бумаги, разбросанные вокруг, сунул их в карман и вышел, не видя ничего кругом, не обращая внимания на крики братьев и сестер, раздававшиеся позади меня.

Я убежал из дома. Бесконечная дорога легла передо мной. Куда идти мне в этом безлюдном унылом мраке под струями нескончаемого дождя? Этого-то я и не знал. Тяжело ступая, я брел вперед, и гравий, насыпанный посреди дороги, ранил мои ноги, а дождь хлестал по лицу. Пройдя немного, я увидел Аль-Араби. Он лежал у обочины на старом пледе, с которым не расставался ни летом, ни зимой.

Улегшись на один конец пледа, он использовал второй как одеяло, чтобы укрыться от холода и дождя. Я подошел к Аль-Араби, и он с мольбой протянул ко мне свои измученные руки:

— Кусочек хлеба… Да поможет тебе аллах!

Я поспешил в ближайшую лавку, купил хлеба и сардин и вернулся к нему. Он начал есть с неимоверной жадностью. Понурив голову, я сидел рядом. Судьба этого несчастного человека завладела моими мыслями.

— Что ты думаешь о жизни? — задал я ему наконец вопрос, который все больше занимал меня.

Аль-Араби прикрыл на минуту глаза, а затем начал рассказывать, как будто он давно уже ждал этого вопроса.