Веселая поездка

– Это шо, я к нему с глупостями? А он шо, умный, да? Вот пусть расскажет умник честному народу, чем он занимается, откуда едет. Шо ему, западло с нами поконтачить? Может он враг народа, а мы с ним в одном купе едем! Его властям сдать надо. Ещё обзывается, боров неколотый!

– Леся, ты выпый и видстань вид чоловика. – строго сказал Николай, до сих пор не проронивший ни слова. – Вин тэбэ нэ чипае, и ты його нэ чипай. Хай соби йидэ.

– Вы все Родину по кускам растащили! И кого в дерьмо макали, спорный вопрос, – вдруг устало, но отчётливо по слогам выговорил мужчина, закрыл глаза и откинулся к стенке купе, считая разговор оконченным.

Я не сразу поняла, что произошло в следующий момент. Вдруг Николай вскочил и, так же, как и я, со всего маху ударился головой о верхнюю полку, но не обратил на это даже малейшего внимания. Он отшвырнул Лесю, будто пушинку, в сторону. От его доброжелательности не осталось и следа.

Леся повалилась на полку кулём с мукой и, тоже, стукнулась головой, но о стенку купе.

Звон от этих ударов прокатился по воздуху и стал как бы сигналом к началу военных действий. Николай в миг проскочил в образовавшийся проход мимо Лесиного зада и купейного столика с бутылью вина на нём. Он уже рядом с незадачливым попутчиком, так неосторожно обронившим ненужную в данный момент фразу. Руки его судорожно сжимают лацканы дорогого пиджака опешившего мужика. Николай с силой потянул его на себя, и, вот уже оба стоят, сцепившись, в проходе купе и с яростью смотрят друг на друга.

– Ты шо сказав, муфлон лысый?! – Прорычал Николай. – Хто цє Родину продав, я? Ты знаешь, кого втуды макалы? Та я за Родину говна в Афгане найывся до несхочу. Ах ты ж гад! Так хто Родину продав?!

Ярость в глазах нового пассажира сменилась удивлением, его хватка ослабла.

– Ты был в Афгане? Когда? – шёпотом спросил мужчина.

– Да, был в апреле восьмидесятого. Там я проходил переподготовку.

От суржика Николая не осталось и следа. Сейчас он говорил на чистом деловом русском языке.

– Ты, что, думаешь, если мы вооружение продаём, так это мы Родину по кускам растаскиваем?

Мужчина смотрел на Николая и молчал. Ярость в его глазах сменилась чудовищным удивлением с примесью радости. Николай кричал, ругался, а тот стоял как вкопанный, смотрел на своего противника и ошеломлённо молчал.

– Да, я танк вчера продал венграм, так это же для пользы моего полка, а не мне в карман! Ты хоть представляешь себе, как трудно накормить солдат, когда ничего достать нельзя?! А на эти деньги мы купим инвентарь и трактор. Пахать начнём.

Мы с Лесей сидели тихо, как мышки, потирая ушибленные места, и не знали, как разрядить накалившуюся обстановку, а наши мужчины стояли, сцепившись в проходе купе, словно два упрямых барана, не желавших уступить друг другу дорогу. Один из них был в ярости, а другой чем-то очень удивлён.

– Подожди, друг, не кипятись! Скажи ещё раз, где и когда ты был в Афгане? – спросил новый пассажир.

– Да я же тебе говорю, в восьмидесятом, в апреле на переподготовке. Меня послали изучать действие нового вооружения в боевых условиях на два месяца. Но мне пришлось там пробыть две недели. Дерьма наглотался, на всю жизнь хватит. А потом – госпиталь, а потом – домой. Трагедия у нас на точке случилась. Страшная трагедия. Чудом жив остался. Нас с Таней Рыскиной тогда домой отправили и меня после того уже не посылали в горячие точки. Чуть руки не лишился. Вот так-то брат. А ты говоришь, Родину по кускам. Эх ты, тыловик чёртов!

– Так ведь и я был в Афгане в это же время. Не тыловик я, кадровый офицер. Тут ты, браток, ошибся. Ты мне кого-то напоминаешь, только не пойму, кого.

– Да я две недели только и был там, а потом – госпиталь под Москвой. Рука у меня болела сильно. У нас весь лагерь бандиты вырезали, в живых остались я и медсестра.

– Так это ты Николай Забродин?

– Да, а откуда ты знаешь?

– Так я же твои позывные поймал тогда, уже под утро, когда всё это произошло. Меня Фёдором зовут. Я – Фёдор Кронов. Ты хоть помнишь, кто тебе отвечал?!

– Нет. Уж очень тяжело было. Танька ум потеряла, с ней надо было возиться. А потом она со мной маялась, когда с рукой плохо стало.

– Таня Рыскина потом стала моей женой. Она теперь Кронова.

– Да ты что, ведь так не бывает! – Бывает, Коля, бывает. А яблоки помнишь? Я, хоть, и слаб был, а на всю жизнь запомнил.

Их яростная хватка превратилась в дружеские объятия, и они оба, перебивая друг друга, стали рассказывать свою трагическую историю нам, совершенно неискушённым в войне, незнакомым женщинам.

В тот вечер я поняла, что такое война. Это кровь, боль, потеря друзей, родных, близких, тех, кто не хотел убивать, но кого чей-то приказ заставил принимать бой, убивать, преследовать противника и уничтожать его. Я узнала цену предательства и настоящей, крепкой мужской дружбы.

НИКОЛАЙ

Николай посмотрел в окно, в спокойную бархатную темноту летней ночи, мчащейся навстречу и начал свой неторопливый рассказ.