Веселие Руси. XX век. Градус новейшей российской истории. От «пьяного бюджета» до «сухого закона»

По-видимому, Сталин не случайно обошел молчанием проблему народного здоровья и недвусмысленно дал понять, что рассматривает водку, прежде всего, в качестве средства увеличения государственного дохода. Более интеллигентные партийные и государственные деятели, такие, как ведущий идеолог Емельян Ярославский или нарком здравоохранения Николай Семашко, на первый план выдвигали как раз необходимость «вытеснения более опасного для здоровья и более доступного населению самогона»[570]. Твердо был настроен на временный и исключительный характер этой меры и нарком финансов Сокольников: «По пути пьяного бюджета мы пойти не можем и не должны… разрешив эту продажу, мы должны вместе с тем взять твердый курс ограничения потребления алкоголя в стране», которое должно было составлять более 1/3 от объема довоенного выпуска[571]. Но уже в январе 1926 года Сокольников был снят со своего поста.

Плоды принятого в 1925 году курса появились очень скоро. К 1928 году производство водки стремительно возросло: с 4 до 41 млн ведер в год. Доходы от ее продажи были уже вполне сопоставимы с дореволюционными, хотя и уступали по доле в бюджете: 12 % в 1927 году против 26, 5 % в 1913 году. Помянутые Сталиным 500 млн рублей весьма внушительно выглядят на фоне суммы 800 млн рублей – всех государственных капитальных затрат в 1926 году[572]. После некоторых колебаний цены (вызванных поиском ее оптимальной величины, чтобы составить конкуренцию самогону) она установилась в 1926 году на приемлемом для работающего горожанина уровне – 1 руб. 10 коп. за бутылку. При этом иные «совработники» старались убедить других и себя в том, что пьянство останется атрибутом классово чуждых элементов и послужит к их скорейшему исчезновению: «Пусть буржуазия прокучивает свои деньги в ресторанах, пивнушках и кафе – это принесет только пользу советскому государству, которое еще больше обложит налогом владельцев пивных и ресторанов»[573].

Однако потребление росло вопреки этим идеологически выверенным прогнозам. «Монопольная статистика безжалостно свидетельствует, что за три года продажи вина столицы дошли уже до 65 % довоенного потребления, и что еще хуже – потребление продолжает расти», – искренне удивлялся такому противоречию опытный врач и участник дореволюционного «трезвенного движения» Д.Н. Воронов.

Тем не менее, по вполне официальным данным самого Центроспирта, к 1928 году на среднюю российскую душу приходилось уже 6, 3 литра водки, что составляло 70 % от довоенного уровня[574]. При этом сохранялись прежние питейные традиции: горожанин пил намного больше крестьянина, хотя и в деревне потребление спиртного увеличилось, во многом благодаря фактической легализации самогоноварения. Одновременно к дореволюционному уровню приблизились показатели прямых и косвенных потерь от пьянства, заметно помолодевшего. Исследования бюджетов рабочей молодежи показали, что в 1925 году юные строители социализма тратили на спиртное уже больше, чем до революции. Только за 1927/1928 год было зарегистрировано 300 ООО «пьяных» преступлений, ущерб от которых оценивался (вероятно, по разной методике подсчета) от 60 млн до 1 млрд 270 млн руб.[575]

Не оправдалась и надежда на снижение масштабов самогоноварения. Попытка вытеснить самогонку путем выпуска в продажу казенного вина при цене 1 руб. 10 коп. за бутылку, увенчалась успехом в основном в городах, где цена на самогонку держалась сравнительно высоко – 70 коп. за бутылку и выше. При такой разнице в ценах городской потребитель предпочитал покупать менее вредное «казенное вино», что легче было сделать в многочисленных торговых заведениях, нежели разыскивать продавца самогонки и подвергать себя неприятностям со стороны милиции. Но для деревенского потребителя слишком соблазнительной была дешевизна самогонки, заготовительная цена которой была ниже цены казенного вина в 4 раза, а покупная цена на местном рынке – в 2, 5 раза. В итоге в деревне самогоноварение и при водочной монополии не только не уменьшилось, но даже возросло, особенно после временного увеличения цены на водку до 1 руб. 50 коп. «У нас самогон все село пьет… Как же! Через каждый двор – свой завод. Нам Госспирта не надо, мы сами себе – Госспирт! У нас только покойник не пьет», – простодушно рассказывал деревенский парень корреспонденту молодежного журнала.