Отрекомендовав Настеньке несколько блюд, которые, по мнению Антона Ильича, ей следовало обязательно попробовать, для себя он выбрал жареную картошку за пятьдесят девять рублей да стакан чаю. На изумление в глазах девушки Антон Ильич и рад был бы ответить, что всегда питается столь сдержанно, да вовремя опомнился: не далее чем в прошлую пятницу он пригласил Настеньку на ужин, где та стала свидетельницей его здорового мужского аппетита, подогретого длинным рабочим днем. Помнится, в тот вечер, не наевшись тарелкой мясной солянки и цыпленком с гарниром, он попросил принести пельмени и успокоился только когда съел внушительный кусок торта на десерт. Так что теперь не оставалось ничего иного, как поддержать предположение девушки о временных неисправностях в организме.
– Ак-климатизация… – пробормотал Антон Ильич.
И Настенька понимающе кивнула.
К началу спектакля Антон Ильич основательно проголодался.
На удачу, все представление сопровождалось довольно громкой музыкой, и потому урчание в его животе не доставляло беспокойств никому, кроме него самого – ему никак не удавалось унять мысли о еде и сосредоточиться на сцене. Перед глазами все еще стояло обеденное меню, в голове кружились запахи подрумяненной курочки и дымящейся ухи. Антон Ильич был вынужден признаться самому себе, что первобытная потребность утолить голод напрочь отбивает у него тягу к пище более высокого порядка.
Спектакль оказался длинным и закончился к началу десятого, но все равно до поезда оставалось еще целых полтора часа. Антон Ильич уж и аплодировал, покуда последний артист не скрылся за занавесом, и стоял в очереди в гардероб, и отлучался помыть руки, и перезавязывал шнурки на ботинках, словом, тянул время и так и эдак, пока не настала пора отправляться прямиком на вокзал.
Лишь очутившись в купе, он вздохнул свободно: нескончаемый вечер наконец завершился. На столике их снова ждал чайный сервиз и упаковки продуктов на ужин. Сегодня все это было как нельзя более кстати и выглядело еще привлекательнее, чем вчера.
Едва поезд отошел от перрона, Настенька принялась хлопотать у стола, выкладывая из пакетов булочки, кусочки масла и сыра, паштеты, йогурты и сладости. Антон Ильич заварил чай. Вся эта милая, совместная суета развеселила обоих еще больше, когда Антон Ильич, поддавшись резкому толчку поезда, покачнулся и пролил чай. Оба, смеясь, кинулись вытирать столик, а Настенька, желая достать из сумочки пачку бумажных салфеток, вдруг воскликнула: «Ой, кошелек!»
У Антона Ильича мелькнуло в голове, неужто и у Настеньки пропал кошелек, но в ту же секунду он разглядел в руках девушки… собственный кошелек.
– Про кошелек-то мы забыли! – Радуясь своей находке, воскликнула Настенька.
Антон Ильич так и сел.
– Но откуда… Как он там очутился? – Он не верил своим глазам.
– Как же! Мы же решили спрятать его на ночь! На всякий случай.
– Ах, да… – Теперь Антон Ильич припоминал, что вчера, собираясь ложиться спать, Настенька сообщила ему, что, наученная горьким опытом, все ценные вещи она непременно кладет в сумочку, а сумочку – себе под подушку, и предложила сделать то же ему. Очарованный ее трогательной заботой, Антон Ильич хотел было последовать ее совету, но ни портфеля, ни борсетки у него не было – он специально разложил все по карманам, чтобы путешествовать со свободными руками. Тогда-то, вероятно, он отдал Настеньке на хранение кошелек с деньгами, но почему-то совершенно этого не помнил.
– Вы еще сказали, что готовы вручить мне не только свои деньги, но и гораздо большее, – негромко произнесла Настенька, не оставлявшая надежд всколыхнуть воспоминания вчерашней ночи в голове растерянного Антона Ильича.
– Да-да, это правда, – встрепенулся Антон Ильич. Об этом он как раз не забыл.
Однако как же он не вспомнил о кошельке? Если бы только…
– Но как же Вы?.. – Настеньку осенила та же мысль, и в голове ее пронеслись картинки сегодняшнего дня. Вопрос на лице девушки сменился догадкой.
– Так вот почему…
Антон Ильич молчал.
– Бедненький мой! – Настенька ахнула, всплеснула руками и заключила Антона Ильича в свои объятия.
Только что он обрел в ее глазах еще одно, самое ценное достоинство, против которого не устояла бы ни одна женщина.
Маменька
Женские руки мягко коснулись головы Антона Ильича. На макушке разлилось приятное тепло, запахло чем-то сладким, и тонкие пальчики заскользили по всей голове, от лба до самого затылка, ритмично поглаживая то виски, то уши, затем, аккуратно поддерживая голову, касались шеи и снова двигались ко лбу Антон Ильич блаженствовал. Окутанный ароматной пеной и прикосновениями ласковых рук, он полулежал в кресле, откинув голову и закрыв глаза.
– Может, сегодня масочку попробуем, Антон Ильич?
– Что сделаем?
– Масочку. Чтобы волосы укрепить, кожу головы успокоить, очень хорошая масочка, итальянская…
– Делайте со мной, что хотите, Катенька, – промурлыкал Антон Ильич.
– Да нет, я серьезно…
– И я. Из ваших рук я готов даже съесть эту вашу масочку.