Веселые каникулы мажора

Барс резко тормозит, поднимая пыль, за что тут же получает от меня подзатыльник. Я, шутя, его бью, а он по-настоящему кусает, когда ловит руку.

Визжу, чем очень веселю деда Андрея.

— Тихушник наш, смотри, Тома, ожил. Я уж думал, снулым ходить будет, а он ишь… Василиску выбрал.

— Молчи, дед, — бабушка Тамара знакомым жестом толкает мужа в плечо и хохочет сама же, прикрывая рот платком.

Барс на их перебранку смотрит с хитрым прищуром. Замечаю, как подмигивает дедушке в зеркало заднего вида, и как-то неожиданно резко стартует с места, стоит дверям захлопнуться.

— Разогнался, смотрю. Не дро́вы везёшь, охолони, — ругается на Андрея дед, а ему хоть бы что.

Одной рукой держит руль, а другой снова мою ладонь к себе тянет.

Отбиваюсь, потому что…

Ну, родители ладно, они же молодые, а перед дедушкой и бабушкой мне стыдно. Как им потом в глаза смотреть? К тому же, он только утром невесту проводил, и уже с другой девушкой рассекает.

— Цветочек, накажу, — шипит, все-таки изловчившись и поймав меня.

Теперь моя ладонь прижата к его ноге, щеки пылают, словно свеклой намазанные, а сердце вообще грозит выскочить.

— Я сама тебе… Тебя… Получишь, короче! — шиплю в ответ и отворачиваюсь, чтобы не видеть довольного выражения моськи Андрея.

Распоясался совсем! Никого не стесняется…

Хорошо, что мы быстро приезжаем к нашему дому, и выгружаемся. Я, получив свободу, пулей вылетаю из машины и сталкиваюсь с Викой.

Она стоит у самой калитки, почесывая ногой ногу, и наблюдает за приближением Барса со странным выражением лица.

— Осторожнее, корова, — бросает мне и скрывается во дворе, толкнув ладонями в грудь.

Опешив, я не сразу осознаю, что меня за плечи держит дедушка Андрея и осуждающе качает головой.

— Не серчай на неё, Васёк. Но и близко не подпускай, — пропускает вперёд бабу Тому, ставшую свидетельницей некрасивой сцены, и зовёт внука.

Я не остаюсь подслушивать, а прохожу в дом, где уже нарезаны быстрые салаты, пышут жаром пироги, и в красивой супнице, доставшейся бабуле от её мамы, пари́т уха.

— Мы уже думали экспедицию снаряжать, — с подозрительно блестящими глазами хохочет Андрей Павлович.

Дедуля в это время ногой под стол задвигает бутыль, будто я не вижу стопок, которые стоят возле их тарелок. Таня тоже выпивает со всеми, сплетничая в уголке с тётей Лидой. Вика ковыряется в тарелке, размазывая по краям зелень, Лена вертит в руках открытку.

Все заняты своими делами и разговорами, поэтому я принимаюсь помогать бабушке, подрезая овощи, и намывая чашки из парадного сервиза.

— Та-а-а-ак, баб Шур, а блины где? Я только ради них спешил, понимаешь ли, а на столе пусто.

Барс в дверном проёме возникает тихо и неожиданно, пугая бабулю.

— Ишь ты! Сердце чуть не прихватило. Как спешил, так и успел, — замахивается на него полотенцем, а он сгребает ба в охапку и громко чмокает в щёку. — Вот что с тобой таким делать, а?

— Любить, — ставит бабушку на место. — И кормить. Желательно любимыми блюдами. Я баб Шур, знаете какой голодный?

— Голодный он, — ворчит уже его ба. — Нечего было скакать утром. Попроси Васю, чтобы она тебе блинов напекла, пока мы тут о своём посекретничаем.

Упс.

— То есть ты умеешь и молчишь? — Барсик как-то уж хищно смотрит, смеша взрослых, и заставляя меня поскорее выключить воду.

Чашечки отставляю подальше от края на всякий случай. И правильно делаю: Андрей примеривается и хватает меня под колени, забрасывая на плечо.

— Короче, я её похитил и взял в блинное рабство, — не оборачиваясь, выносит из общей комнаты в небольшую пристройку, которую мы летом используем как кухню.

Спускает меня на пол, и присаживается на короб у стены, вытянув ноги так, чтобы я не могла сбежать.

Мне бы разозлиться, но внутри пузырьки, как в стакане с лимонадом, лопаются от удовольствия. Напускаю на себя сердитый вид, а сама уже быстро достаю миску и начинаю смешивать продукты, пока тяжелая сковородка нагревается на огне.

— Слушай, Цветочек, — вот не умеет же долго молча сидеть! — Я тут подумал… Давай сразу после ужина сбежим, а? До самого утра?

* Исп. — «Високосный год» «Лучшая песня о любви»

Глава 24

Лето 1998 год. Андрей.

Я жил по старинной привычке

И свой ритуал не менял,

Но стал целый мир для меня безразличным,

Когда я тебя потерял.

Я жил не святой, не провидец,

Кутил и тебе изменял.

Всех женщин я до смерти возненавидел,

Когда я тебя потерял.

Позови меня в ночи — приду,

А прогонишь прочь — с ума сойду.

Всех из памяти сотру друзей,

Лишь бы ты всегда была моей.

Позови меня в ночи — приду.

А прогонишь прочь — с ума сойду.

Всех из памяти сотру друзей,

Лишь бы ты всегда была моей.