А собака та была охотничья. Помещик с ней в степь на дроф ходил.
Прошло время, снова собирается барин со своими гостями на охоту. Едут они по степи. Вдруг собака помещика говорит:
«Обобрал голодного и радуешься!»
Охотники замерли.
«Это я, кукурузный початок! — продолжал голос. — Обождите, найдется и на вас с приказчиком управа!»
Охотникам не до дичи — разъехались по домам. Помещик лютует, собаку жалко — а что делать? Даже заболел от огорчения.
Убили собаку. Закопали в яму глубокую. А пока яму копали, ворон у собаки со спины шерсть пощипал — себе на гнездо. Гнездо его было на каштане, а каштан рос прямо возле балкона, на котором помещик в жару сидеть любил.
Прошло время, барин в себя пришел, успокоился. Сидит на балконе, чай пьет. Вдруг с дерева знакомый голос раздается:
«Обобрал голодного и радуешься!»
Барин блюдце из рук выронил, чаем облился.
«Это я, кукурузный початок! Обождите, найдется и на вас с приказчиком управа!»
Ворон тоже испугался — взлетел выше крыши. Тут помещик и понял, что гнездо разговаривает.
Прибежали приказчик, батраки, сняли гнездо, сожгли его. Пепел, чтобы не разлетелся, на огородную грядку бросили. Как раз туда, где арбузы росли. Ну, место, конечно, никто толком и не приметил — не до того было. А вырос на том месте арбуз — всем на диво. Помещик позвал гостей — решил угостить дружков. Поставили чудо-арбуз на стол — все ахнули. Красив да сладок. Только помещик его есть начал, как слышит:
«Обобрал голодного и радуешься! Это я, кукурузный початок!»
Помещик с перепугу подавился арбузными косточками и отдал душу — богу ли, черту ли — про то мне неизвестно.
Наследник его вызвал приказчика и наказал все, что было взято у бедняка, назад вернуть. Да еще от себя мешок кукурузы дал — вот как слова правдивого испугался, откупиться захотел. Вот так-то бывает, человече… Бедняк этот, если не умер, то и сегодня живет…
Мош Илие знал сотню сказок. И ему часто приходилось рассказывать их гостям. И, может быть, он еще долго спокойно жил бы да поживал на радость друзьям, рассказывал бы все новые и новые сказки, давал бы добрые советы, но как-то в соседнем имении один из батраков крикнул помещику:
— Обобрал голодных и радуешься! Обожди, найдется и на тебя кукурузный початок!
Тут-то полицейские и вспомнили о сказках моша Илие: вот кто подстрекатель батрацкий! Ведь это его слова!
Случилось так, что в жаркий летний день двое полицейских вывели моша Илие из хаты и повели по дороге в Бужор олтский.
РАССКАЗ О ТОМ, КАК БРАТЬЯ ЧОРБЭ ПОБЫВАЛИ
В РОДНОМ БУЖОРЕ
— Почему ты не пьешь вина, Пэкалэ?
— Не хочу доставлять радости моим врагам!
Бужорского старосту за необъятное — брюхо прозвали Бэрдыханом — большое пузо. Первое время он обижался, но когда увидел, что протестовать бесполезно, то смирился и даже привык к этой кличке. Во всяком случае, он на нее откликался и воспринимал ее как что-то само собой разумеющееся.
Когда Бэрдыхан выгнал братьев Чорбэ, не уплатив им ни копейки за работу на его поле, то он не думал, что парни посмеют когда-либо явиться в Бужор.
— Потянуло на родину, — сказал Митикэ Бэрдыхану, когда, ранехонько утром, усталые от долгой дороги, братья нос к носу столкнулись с пузатым старостой на улице Бужора.
— Идем в Олт бужорский к мошу Илие, — невинно произнес Фэникэ. — Хотим посоветоваться с ним.
— Гм, гм… — Бэрдыхан поправил рубаху на животе. — Думаю, что вам не стоит ходить в Олт… мош Илие… он… у него неприятности с полицией.
— Что ж, может, подозревают его в краже коня из конюшни генерала Коростяну? — усмехнулся Фэникэ.
— Думаю, что похуже, — понизив голос, произнес Бэрдыхан. — Полиция должна доставить его вместе с другими преступниками в город! А что он натворил — не нашего ума дело.
И староста внушительно кивнул головой б сторону своего дома, на крыльце которого сидел полицейский.
— Жена уехала к родственникам, в Олт, — сказал Бэрдыхан, — вот я и предложил в моей хате этапу остановиться…
— А я-то думаю, почему вашей хате почет? Один полицейский сидит на пороге, а другой в саду! Третий справа, четвертый слева…
— Там всего двое. Один спит, второй дежурит. А в хате преступник, — внушительно молвил Бэрдыхан, — ждут ещё кое-кого из Кукулян. Потом всех погонят дальше.
— Жалко их! — сказал Фэникэ.
— В городской тюрьме места хватит! — закричал Бэрдыхан. — Будешь языком молоть, и тебя туда спровадят! Каждый помещиком быть хочет! Тьфу!
Братья переглянулись.
— Ты не забыл, Фэникэ, клятвы? — спросил Митикэ.
— Какой клятвы? — спросил Бэрдыхан.
— Нет, не забыл, — сказал Фэникэ, с откровенной завистью глядя на толстое брюхо старосты: сколько же всякой снеди на своему веку съел Бэрдыхан и сколько еды он в себя запихивает каждый день!
— Какой клятвы, я спрашиваю? — грозно повторил Бэрдыхан. — Ну, отвечайте!
— Клятва простая: всегда помнить то, что нужно! — улыбнулся Митикэ. — Сейчас вот вы сказали: «И тебя поведут в город».