Веселый Роджер

Я ж во всех грехах признался после первого же поджога. Все подтвердил, что только он хотел. На каждый вопрос кивал и хрипел: «Да-а-а-а». Лишь бы закончилось. Но он продолжал чистить мою душу и помыслы. Иногда икону притаскивал, чтобы я прощения просил за содеянное. Что я только не делал и не говорил, лишь бы прекратить… Без толку.

Дочь свою он запугал до поросячьего визга. Но я ее в этом не виню, любая бы согласилась. А иначе – он бы обвинил ее в бл*дстве и тоже, поди, начал «очищать» от греха. Съехала крыша у Чердака. Подох он потом от инфаркта в психбольнице, в короткий момент просветления.

Нашли меня как раз вовремя, потому что уже не было сил никуда бежать. Просто едва держался на коленях, облитый бензином, и понимал, что не могу пошевелиться, не то что до озера доползти.

А потом снилось это постоянно. Ее прикосновения, любимой моей Настеньки, и следом боль. Зациклило. Говорят, что психотравмы у взрослых – явление редкое, но я до сих пор не могу выбраться. Столько лет прошло, а после каждого ласкового касания жду новой боли. Причем не сразу это началось, а примерно через полгода после случившегося. В голове ведь крутил постоянно, вот и перемкнуло. А потом как развернулось – мало не показалось!

Наверное, так должно было случиться. Это я уже переключаюсь на Артёма и Веру. Видимо, она увидела в нем нечто особенное, что доступно лишь женщинам. Он на самом деле герой, я-то знаю. Сколько раз заступался за меня в школе. А когда на льдине плыли, горячий чай из термоса сам не трогал, а меня отпаивал по глотку. Артём только делал вид, что хлебает, но я-то видел, что притворяется. Чтобы мне больше досталось. Ноги мне грел, успокаивал, что сейчас мой папа на вертолете прилетит и спасет нас. Мне-то уже девять было, знал, что папа не успеет из Сочи в любом случае, но все равно верил, потому что уверенно Артём говорил. Его уверенность в своей правоте всегда подкупала. Он хоть и козлина редкостная, но создавать видимость того, что всё под контролем, умеет. Да и надежный он, что тут говорить, пока хочет этого. Его способности тогда нас спасли.

А когда меня нашли после «отдыха» на даче Чердака и я приходил в себя в больнице, то впервые видел, как брат плачет навзрыд. Я даже никогда не попрекал его в случившемся со мной, хотя какое-то время, признаюсь, винил. Его слезы тогда потрясли.

Возможно, если бы я нашел время поговорить с ним по поводу Веры и его ВИЧ по-хорошему, все могло бы сложиться иначе.

Еще и работы нет до кучи. Вот ведь лето выдалось! Каждое очередное лето пытается меня добить, превзойти предыдущее.

Какое-то безразличие внутри, пусто. Больно и пусто, будто кровь в венах остановилась. Не несется, а дрейфует, как на море в штиль. Все остановилось. Я остановился, замер на орбите. Даже не горю – так, тлею. Никого не хочу видеть. Вот бы они все сами договорились между собой меня ни о чем не спрашивать.

Принимаю решение прятаться, отлично осознавая, что никто не станет искать.

В дверь настойчивый звонок. Идите к черту, занят я. Так и сижу в своем флаге на полу, гипнотизируя пачку с транквилизаторами.

Щелчок замка заставляет вздрогнуть и вскочить на ноги. Ключи есть только у меня, мамы и Веры. Таращусь на дверной проем целую секунду, пока не заходит она.

* * *

Нет, она не заходит, а залетает.

Вера залетает в комнату и смотрит на меня с такой ненавистью, что все придуманные для встречи слова застревают в горле, даже «привет» с лету не выходит. Она слегка растрепана, волосы копной по плечам. В том же цветастом платье, что была утром, но босиком, хотя не слышал, чтобы разувалась. Ноги грязные, на левой коленке большая красная ссадина. Я смотрю на нее, жду объяснений.

– Зачем пришла? – спрашиваю холодно. Одолевают смешанные желания обнять и накричать. Борюсь с каждым.

Она молчит, решительно подходит, серьезная, брови сведены в кучу, губы плотно сжаты. Собранная и сосредоточенная, словно на экзамене. Размахивается и со всей силы бьет меня по лицу.

Жжет одна пощечина, потом вторая, третья. Я поднимаю руки, блокируя удары.

– Прекрати!

Понимая, что останавливаться Вера не собирается, хватаю ее за запястья, скручиваю, она вырывается, начинает кричать. Я тут же отпускаю, она снова лезет в драку, стараюсь увернуться. Если бы не столько эмоций – обида, злость, отвращение – на ее лице, то действовал бы решительнее. А так… теряюсь. Догадки начинают скрестись внутри неприятно и болезненно, но пока гоню их.

– Ублюдок! – сообщает мне Вера новый статус. – Да как ты мог?! Еще и уклоняешься! Ненавижу, – бросает пылко, задыхаясь.

Флаг, в который я кутаюсь, падает, она продолжает сыпать ударами.

– Да что случилось-то!? – Хватаю ее за плечи, хорошенько встряхиваю, пытаясь привести в чувство. – Жених обидел опять? Неужели?! Так ты по адресу, проходи, располагайся, – киваю на кровать.