Веселый Роджер

Под пристальным, раздевающим взглядом Вика Вера чувствовала себя самой красивой и сексуальной. Она слишком много выпила – однозначно, и на самом деле, должно быть, выглядела кошмарно. Но она действительно привстала на колени, убрав волосы набок, при этом майка съехала с другого плеча, оголяя.

Вик щелкнул камерой.

– Мать вашу, и все же я снимаю порнушку! – произнес с восторгом.

Он приблизился и сфотографировал ее лицо, грудь, вид сбоку. Упал на колени, сделал несколько кадров, вскочил на кровать, а Вера легла. Она лежала у него между ног, выгибаясь в мокрой майке, смотрела в объектив камеры, а Белов нависал над ней, расставив широко ноги, фотографировал и нервно улыбался.

Вик снова рухнул на колени, чикнул и наконец опустил камеру.

– Смотри. – Он поднес к лицу Веры левую, наиболее сильно исколотую тату руку. – Смотри, пальцы дергаются. – Белов не обманывал. – Смотри, что ты со мной делаешь, а? Нравится тебе это? Доводить меня вот так, до ручки, и наблюдать?

– Ты считаешь… – Вера приподнялась на локтях и сказала прямо в его сладкий от шампанского рот: – что я чувствую себя как-то иначе?

Он лизнул ее губы, а она его тут же, следом.

– Какого черта ты это терпишь, Белов? Сегодня четверг, скоро неделя, как мы просто целуемся. Где грань твоего терпения? Когда я ее перешагну уже?

Вик хрипло засмеялся, щелкнул ее еще раз и положил фотоаппарат на пол около кровати.

– Знаешь что, Вера? – сказал он, закрыв глаза, в ее губы, периодически касаясь их языком. – Тебе, может, не приходило в голову, но я не преследую никакой цели. Иногда процесс так хорош, что стоит заниматься им ради самого процесса, м? Подумай об этом.

Вик взглянул на часы.

– Тебе на работу вставать через три часа, я предлагаю закругляться. – Он еще раз чмокнул Веру в губы, подмигнул, встал с кровати и ушел в душ.

Через десять минут она заняла освободившуюся ванную, а когда пришла, Вик спал в чистой одежде на новом, сухом постельном. Вера легла рядом, к нему спиной, съежилась, не касаясь и гадая, как можно заснуть после случившегося. Тело ждало разрядки его не интересовали ни ее будущий диагноз, ни правила Белова.

И вот сейчас, следующим утром, она лежит рядом, листая фотографии в его бессовестно дорогом фотоаппарате, пылает от стыда все сильнее после каждого нового кадра, не решаясь удалить их. Хочется сначала показать Вику и посмотреть на реакцию. А может, и сохранить, чтобы иногда пересматривать, напоминая самой себе, какой раскованной и смелой Вера может быть, когда захочет.

Белов тихо спит рядом на спине. Еще бы – половина седьмого, в это время его и фейерверк под ухом не разбудит. Пару дней назад она решилась и вымыла-высушила феном голову в его квартире. До этого каждое утро уезжала к себе, чтобы собраться на работу. Вера сделала это на свой страх и риск, ожидая каждую секунду, что он откроет дверь ванной и накричит на нее, что разбудила. Но этого не случилось: Вик спал как убитый, а потом, днем, сказал, что даже и не слышал шума.

Она роняла ключи, гремела, собираясь, ей звонили на мобильный, но он никогда ничего не слышал, просто крепко спал.

Любопытство накрывает с головой, дышать становится нечем. Вера захлебывается в нем, тонет, не в силах бороться. Она откладывает фотоаппарат и минуту сидит рядом с Виком, внимательно наблюдая за красивым расслабленным лицом. Да, сейчас оно кажется ей красивым, ведь Вера так хорошо его выучила за последние дни, так часто целовала. Работала, жила, думая о касании этих самых тонких губ. Наверное, ежедневные поцелуи Вика – это единственное, что поддерживает ее в ожидании результатов анализов.

Что он скрывает? Вера ему не чужая. Нет, только не после того, что случилось накануне, да и в предыдущие вечера. Имеет ли она право знать? Наверное, нет. Но что случится плохого, если узнает? Вряд ли это отвратит ее от него. Тем более Вик ни о чем не догадается. Она никогда никак не выдаст, что в курсе. У нее, конечно, есть предположения, но хочется их проверить.

Вера убирает с его груди одеяло, внимательно следя за лицом. Белов спит.

Проходит одна минута, вторая – Вера сверлит взглядом. Что ж, она одним глазком. Всего на одну секунду. Дрожащей рукой берет кончик ткани его длинной синей футболки, тянет вверх и на себя, заглядывая. Резинка трико едва прикрывает бедренные кости, затем начинается кожа. Вера видит всего кусочек, пять на десять сантиметров, дальше оголять не решается, но этого хватает, чтобы замереть и ахнуть. Кожа красная, бугристая, местами коричневая, бледно-розовая. Зажившая, но по-прежнему выглядящая воспаленной, нездоровой, обожженной. Кажется, она пылает, горит. Притронься пальцем – будет больно.

– Посмотрела?