Глаза против воли расширяются, взгляд бегает по лицу Вика, ассиметричной стрижке, татуировкам. Как же ему идут костюмы! Жаль, он редко их носит, в основном на важные встречи по работе.
Будет катастрофа, если Белов так и не сможет простить Вере, что видела его шрамы и уязвимость. Кажется, его тяготит, что она в курсе. Не получается у него вести себя, как раньше. Старается, но не выходит.
Она уже почти готова услышать очередное: «Давай останемся друзьями».
«Ага, лучшими друзьями, которые еще позавчера целовались, как безумные, и шептали друг другу на ухо о крайней степени возбуждения».
А потом Вик, увлекшись очередной забавной историей, случайно роняет телефон на пол, прямо у ее ног, быстро наклоняется, чтобы достать, и Вера замирает, читая на его шее новое слово. К уже привычным Hope, Love – надежде и любви – наконец-то прибавилась вера. Вот только не как Faith, что было бы логично. На его шее написано: Vera, Hope, Love.
Кажется, ее сердце замирает, чтобы набраться сил и мгновением позже попытаться вырваться наружу, едва не разорвавшись от гаммы ответных чувств.
Кровь сиюминутно приливает к лицу, щеки предательски горят, а пальцы начинают дрожать. Увиденное одним взмахом проходится по нервным клеткам, скосив добрую их часть.
Место нового тату еще покрасневшее – видимо, только утром набил. Ничего не сказал. Ждет, что Вера сама заметит?
Господи, какое же место она заняла в его жизни после событий на даче Джей-Ви? Она же первая, с кем Белов решился поехать на тусовку, пересилил себя, рассказывая о слабостях, а потом разделся и показал себя таким, какой есть на самом деле. Таким, от которого большинство женщин просто бы отказались. Не смогли бы смотреть, не то что лечь рядом.
Вик возвращается на свой стул с телефоном, слегка улыбается, но удивленно замирает, разглядывая ее.
– Всё в порядке? – осторожно спрашивает, теряя нить очередной байки.
«Прости, родной, потом дослушаю».
Ей хочется потянуться и провести пальцем по надписи. Вера хватается за бокал вина и залпом его осушает. Давится, начинает кашлять, закрывает лицо салфеткой, но это не спасает. Забирает воду у Вика, начинает пить мелкими глотками – не помогает, из глаз брызгают слезы.
– Вера, ты как? – Он пугается, подскакивает, чтобы помочь, но она, должно быть уже красная, как салфетки на столах, останавливает жестом.
Сдавленно извиняется и убегает в туалет, закрывается и включает воду. Кое-как удается справиться с кашлем. Надо же было так подавиться! Стыдно.
Вера ополаскивает руки прохладной водой, увлажняет лоб и щеки. Жаль, нельзя умыться, макияж не позволяет. Она смотрит на свое пылающее лицо в отражении, чувствуя, как внутри все трепещет.
Никогда Белов не признается ей в своих чувствах и не задаст прямого вопроса. Не осмелится потребовать взаимности, не устроит скандал, если сильно обидится. Либо молча простит, если мелочь, как это было с лесбийским поцелуем или ничего не значащими встречами с Кустовым, либо просто уйдет в сторону.
Он не будет за нее бороться. Просто не позволит себе этого, зарываясь в комплексах и придумывая миллион несуществующих причин, почему не достоин. Вик не стал обещать ей несметные горы, вешать лапшу на уши, как все мужики до него, а, не советуясь, выбил ее имя у себя на шее в благодарность за то, что Вера для него сделала. Приняла его тело, позволила быть самим собой, сама разделась, оставаясь беззащитной и доступной для него одного.
«Милый мой, хороший, как же важен для тебя тот вечер, оказывается», – шепчут ее губы, пока дрожащие мокрые пальцы поправляют макияж, вытирая следы от туши. Бесполезно! Становится только хуже. Вера умывается полностью, воспользовавшись мылом. В дверь осторожно стучатся.
– Вер, ты тут? У тебя всё нормально? – слышится растерянный голос Вика.
О нет, сколько она уже здесь? Нужно было время засечь. Хочется впустить его, обнять, прижаться и целовать бесконечно долго, пока не начнет вырываться. Тем более в туалетах ей уже не в первой. Вера невольно хихикает при этой мысли.
– Сейчас подойду, прости, подавилась сильно.
– Да я не тороплю, просто волновался.
Он уходит. А она наскоро приводит себя в порядок, поправляет волосы, старается натянуть улыбку, скрывающую эмоции, и выходит к нему, покорно ждущему за их столиком, что-то читающему в телефоне.
Вера меньше волновалась и радовалась, когда Кустов сделал предложение и подарил кольцо. Нужно будет его сдать в ломбард, кстати.
Хочется подойти к Вику, положить руку на плечо и сказать: «Я тебя тоже». Но она не посмеет пока.
Вера улыбается ему мягко, он в ответ вдруг тоже. Приподнимает брови, дескать, что? Она качает головой и пожимает плечами.
«Никому тебя не отдам, мой сомневающийся. Помогу поверить в себя, чего бы мне это ни стоило. А там пусть происходит то, что должно. Не можешь ты быть насильником. Не наша эта история».
– Вер, нужно поговорить. Это важно, и тебе это не понравится, – говорит Белов мрачно. Кажется, решился на что-то.
– Прямо сейчас? Я готова. Слушаю, Вик.
– Не здесь. Поехали, я покажу тебе кое-что. А потом, если еще захочешь, побеседуем.