Веселый Роджер

Он поднимается, протягивает руку, а потом ведет Веру к машине и молча выруливает на дорогу.

Часть IV

Глава 28 Отчеты непотопляемого пирата. Запись 14

Я подрываюсь на кровати. Темно. Сердце колотится, по ощущениям всю грудную клетку занимает, распирает изнутри, на лбу что-то липкое, холодное. Размазываю, а не вытираю пот, пальцы дрожат, а кожа под шрамами горит. Тут же пихаю руку под кофту, провожу по своей груди, животу – на месте мое проклятье, дьявольские уродские метки, шрамы и рытвины, тут все, при мне, родимые. Всего лишь плохой сон. Я облегченно выдыхаю, но сердце продолжает бахать в висках, ушах. Закрываю лицо ладонями. Жарко, кажется, я балансирую на грани между Фоновой и Прорывной.

Надо удержаться.

Пытка огнем – одна из самых действенных, боль доставляет адскую, но при умелом дозировании к смерти не приводит. Наслаждаться можно неделями, сжигать сантиметр за сантиметром, требуя признаний. По кончикам нервных окончаний выжигать четкий ассоциативный ряд, чтобы не смел даже думать когда-нибудь еще прикоснуться к женщине, получить удовольствие от ее касания. Воспитывали меня. Наказывали за совершенное.

Во что бы то ни стало надо удержаться. Не хочу снова заедать боль таблетками, не сейчас. Влюбился я, нельзя жить прошлым, когда только замаячила сексапильными ножками и круглой попкой возможность будущего.

– Вер, проснись, пожалуйста, открой глаза, – осторожно трясу ее за плечо, бужу.

Мне опять снилось, что с Верой обнимаюсь – прижимал к себе, гладил. Раздетые были, счастливые. А потом шрамы исчезли с моей кожи и проявились на Вериной, потому что повел себя неосторожно, позволил коснуться ее чистого тела своим отвратительным, заразил душу, передал проклятье…

– А? Что случилось? – Она садится, хватается за телефон. На часах половина четвертого. – Милый, ты как? Тебе больно? – В голосе лишь тревога, ни капли усталости, будто Вера и не спала крепко минуту назад.

– Что-нибудь скажи. Хоть что-нибудь, неважно. Чтобы отвлечь. Надо попробовать удержаться. – Я тру глаза, концентрируясь на ощущениях.

Вы же помните, где лежат мои таблетки? Найдете вперед меня при необходимости, все уши ими прожужжал.

Вера включается мгновенно. Придвигается ближе, светит в сторону фонариком на телефоне, глаза широко раскрыты, но смотрит, кажется, небрезгливо.

– У меня три раза была пневмония. В пятом классе. А сколько всего, я говорить не буду, стыдно признаться. Представь себе, в школу вообще не ходила, хотели на второй год оставить. Кстати, Белов, ты знал, что я ломала правую ногу и дважды левую руку?

– Я тоже ломал, только правую руку. И палец на ноге. Пнул кучку снега в лесу… а это оказался пенек.

– О Боже! – Вера морщится, вжимает голову в плечи. – Как же это больно, наверное!

– Весьма неприятно. А ты каким образом?

– На роликах пыталась научиться кататься, но они плохо поддаются не в меру толстым детям, оказывается. Короткие ноги под весом необъятной задницы упорно разъезжались в разные стороны.

Она это так говорит, что я невольно смеюсь.

– Еще у меня практически каждый год случался ложный круп, – продолжает Вера торопливо. – Это когда вирус дает осложнение на горло, и задыхаешься. Спасали на скорой. Небулайзер домой пришлось купить. А еще я попала под машину, отделалась легким сотрясением и большой ссадиной. – Она показывает на спине, задирая шелковую сорочку.

Кожа у нее гладкая, бархатистая, идеальная, никаких шрамов не осталось, к счастью. Такое тело нужно беречь от малейших изъянов.

– Однажды у меня был сильный бронхит, – говорю задумчиво. – После того как нас дядя Коля на рыбалку взял, а потом забыл там. И мы с Артёмом немного поплавали на льдине.

– О Господи! Как это забыл?

– Угадай. – Я щелкаю пальцем под подбородком, ясно, что пытаюсь изобразить. – Спроси у мамы подробности, если интересно, – смеюсь, вспоминая тот случай. – Мне девять было. Больше на рыбалку нас мама не пускала, особенно зимой.

– Когда отморозишь пальцы на ногах, нельзя их в тепло сразу, нужно изнутри отогреваться чаем или еще чем, а ноги в прохладе держать, пока сами не отойдут. А то клетки нервные отмирают. Не спрашивай, откуда знаю об этом, – мрачно произносит Вера.

– Откуда?

– Белов, блин! Не скажу я тебе ни за что! И так много обо мне знаешь. Лишнего.

– Ты каждый год, что ли, в больнице лежала?

– Иногда по два и по три раза. Поэтому меня сладким и закармливали: жалко же ребенка, и так не везет по жизни. – Она снова надувает щеки и растопыривает руки, будто у нее живот как у Марии Игоревны, вредной тетки Кустовых, необъятный.

– Ну, ты даешь.

– Нарвался не на женщину, а на катастрофу. Те еще гены, знаешь ли.

– Могу поспорить, кто из нас ходячая катастрофа.

– Воспаление почек, удаление аппендицита, аллергия на пыль, сильный мороз и сорную траву, а также передний верхний зуб слева – коронка. В пятом классе упала и кусочек откололся, – говорит Вера с вызовом.

– Твою ж мать!

Она так рассказывает с гордостью, что я смеюсь уже в полный голос: