Веселый Роджер

Кретин, всё проверочки ей устраиваешь, отталкиваешь от себя. Гляди, не перестарался ли с каверзными тестами. Вот зачем сегодня было сюда ехать, еще и одну туда отправлять? Кому что решил доказать? Как затмение нашло. Обижаюсь на Веру за прошлое, что тратила себя на Кустова, мщу непонятно за что. Еще бы голой к нему подложил и посмотрел, чего выйдет.

Верчу телефон в руках. На заставке, конечно, Вера, смотрит на меня. Тысячу раз в день вижу ее в синем платье на экране, а в этот раз вдруг нехорошо стало.

Остановись!

Я вздрагиваю от внезапного осознания происходящего, понимая, что натворил. Как водой окатили. Глушу двигатель, выхожу из машины, захожу в подъезд.

Так сильно не хочу повторения прошлого, что сам же своими руками упорно направляю вектор в сторону пропасти. Как меня понимать вообще?

Кустов в итоге достойнее меня получается. Пусть он и подверг Веру опасности, но сделал это не со зла. Как узнал, сразу же честно признался, хоть это и не просто было сделать – я уверен. Он тупица, но не подлец.

Подхожу к двери, она приоткрыта, а в коридоре полный погром. Его ограбили, что ли? Сколько крови на полу… Дрался с кем-то? Или кулаками зеркала бил, Артём? Совсем крыша поехала?

Я осторожно переступаю, но замираю, слыша тихие голоса из комнаты.

– Артём, что значит ты не будешь лечиться? Нужно взять себя в руки, так нельзя, – говорит Вера эмоционально, почти ласково.

Руки сжимаются в кулаки, когда слышу, что этим тоном она говорит с кем-то, помимо меня.

А с ним – особенно.

От ревности перед глазами темнеет, приходится моргнуть. Надо зайти и увести ее за руку.

Надо так сделать.

Пиратский флаг на груди начинает гореть, стою и слушаю.

– Посмотри на меня, – говорит ей хрипло Артём. – Ты ведь знаешь меня лучше, чем кто-либо. Неполное ведь я дерьмо? Признаю, сам во всем виноват, еще и тебя втянул. Если бы знал, если бы только мог отмотать время назад. Ты ведь любила? Скажи правду. Меня вообще можно любить? Может, я только и достоин, что нелепо сдохнуть в одиночестве? Верик, нет сил мотаться по клиникам, сдавать анализы, бороться в одиночестве. Будь что будет, – заявляет категорично и с вызовом. – Не хочу.

– Твоя мама никогда тебя не оставит. Не смей говорить об одиночестве, когда рядом такая чудесная женщина. Она тебя любит до безумия.

– Мать жалко, зря я вообще ей сказал. Она теперь все время плачет, так что перед ней приходится делать вид, что в порядке. Какую-то хрень втирает про реинкарнацию души, пф!

Добро пожаловать в мой мир, Кустов.

– Я не буду ее таскать с собой по клиникам. – Голос Артёма звучит твердо.

Очко в его пользу. Я маму таскал целый год за собой по реабилитациям, никуда без нее. Правда был младше лет на десять, это считается за оправдание? Со мной мама хлебнула, уж поверьте.

– Да и зачем?! Ради чего, Вера?! Меня все бросают, используют и бросают. Дело же не в московской прописке, ты не такая. Скажи, что все, что было между нами, – происходило по-настоящему.

– Конечно, по-настоящему. Я берегла тебя, как могла, но вот видишь, не уберегла в итоге. Во мне нет того, что тебе требуется от женщины. Я тебя не удержала. Но ты найдешь ту, которая сможет. Обязательно.

– Ты же минус? – вдруг спохватывается Кустов.

– Вот сегодня как раз скажут точно. Но вроде бы пронесло.

– Слава Богу! Лучше мне сдохнуть в муках, чем знать, что ты из-за меня… Я не хотел, ты ведь это понимаешь? Я бы ни за что не подверг тебя такой опасности, если бы знал. Я не мог даже подумать… Я столько всего переосмыслил за последнее время. Чем еще заниматься в четырех стенах круглосуточно?

– Тёма, я на тебя не злюсь, честно. Давно все простила. Давай отпустим обиды и попробуем жить дальше, будто этого гадкого прошлого между нами не было. Впереди длинная жизнь, и я уверена, что смогу забыть и относиться к тебе хорошо. Но ты должен взять себя в руки. Это не дело – крушить мебель, замыкаться в себе, отказываться от лечения.

– Вот скажи с точки зрения женщины: ты бы смогла принять меня с плюсом?

– Артём, этот разговор ни о чем. При чем тут я вообще? У нас ничего не вышло, мы слишком разные. И мне пора. Правда, очень тороплюсь.

– Послушай, Верик, у тебя же с ним ничего не было. Знаю, что не было. Он не может. Ну, совсем не может. Так, за ручки держитесь, да?

Я, без шуток, собираюсь уже зайти в комнату и забрать Веру, пока этот разговор не перешел на новый уровень, ненужный мне, но в этот момент замираю, чувствуя, как стыд ударяет запрещенным приемом прямо по яйцам. Кустов, мать твою, откуда ты знаешь?!

Теряюсь на мгновение, потому что обескуражен. Слушаю против воли продолжение:

– Еще два слова, пожалуйста, и пойдешь… Это важно. Белов хороший парень, правда, очень хороший, но с ним всегда только проблемы. Верик, он все это понимает, как и я, как и ты. И никогда не заставит тебя барахтаться в его кошмарах. В этом плане он молодец, здраво осознает свои возможности и не лезет туда, где не справится. А со взрослой жизнью ему не справиться. Все, окружающее его, – временное, ненадежное, как и он сам. Ему вполне хватит «спасибо» за то, что помог тебе…

Дальше шепот с какими-то клятвами.