Весенная пора

Егордан дополнительно к прежнему уговору нанялся к хозяину и на осень: он взялся расчистить в лесу «полпуда земли», иначе говоря — участок, который можно засеять двадцатью фунтами зерна. Кроме того, он еще должен будет нарубить сто возов сухих дров на зимнюю топку. Таким образом, к прежним четырем рублям прибавилось еще четыре в счет нового уговора. А пока он получил пять рублей деньгами, тридцать фунтов муки, кирпичик чаю, пять фунтов масла, две оленьи шкуры, семь аршин ситцу Федосье на платье да по два фунта сахару и табаку.

Долго примеряли Егордану несколько старых рубах малорослого Федора, но ни одна не налезала на его широкие плечи. Наконец нашли подходящую рубаху с продранными локтями, Луки Губастого.

— Ты это ценить должен: с единственного сына рубаху для тебя снял! — вздохнул хозяин.

Егордан оставил матери фунт табаку и немного сахару, а все остальное привязал к деревянной «манате»[11] и, взвалив ее на плечо, вместе с Никиткой двинулся дальше, на покос Веселова. Возвращаться сейчас домой — значило терять дорогое время, а оставлять приобретенное добро здесь он не хотел, потому что в страдную пору долго могло не оказаться попутчика на Дулгалах, да и с покоса было ближе до дома, чем отсюда.

Следуя по «дороге Егоровых», Егордан и Никитка переправились через Талбу и вступили в пределы знаменитого луга Киэлимэ. В этом месте горный хребет, за которым лежал соседний наслег, полукругом отступал от реки, образуя обширную пойму. Точнее сказать — здесь раньше проходил широкий рукав Талбы, постепенно превратившийся в огромное озеро. После того как силами всего наслега отсюда прорыли канал и спустили это озеро в реку, пойма, заливаемая каждый год вешней водой, стала давать невиданный в округе урожай трав.

Роскошным ковром распростерся безбрежный луг Киэлимэ, уходя к синеющим сквозь марево далеким горам. Здесь работает беднота со всего наслега. Можно смело сказать, что бедные люди собственными руками создали этот благодатный луг. В молодые годы старик Лягляр батрачил тут вместе с другими юношами у отца нынешнего князя, Дормидонта Сыгаева, который был владыкою не только Талбинского наслега, но и всего Нагылского улуса. Три поколения бедняков трудились здесь на чужой земле.

Под обильной травой скрываются неизвестно когда и кем вкопанные столбики. Каждый год в Петров день собираются на лугу все главари наслега или их доверенные лица и, разъезжая верхом от одного столбика к другому, протаптывают межи, устанавливая таким образом границы участков, принадлежащих разным богатеям. Всадники то скрываются с головой в высокой траве благодатного Киэлимэ, то снова появляются на поверхности волнующегося зеленого моря. После раздела участков богачи пируют, сидя вокруг огромного костра. Они пьют водку и спорят о том, чей род богаче, старше и знатнее. Эти споры нередко приводят к ссорам и даже дракам.

Помимо столбиков существуют и более устойчивые приметы, по которым определяют границы участков. Отсюда вот до той одинокой ивы — земля Егоровых, тоже в свою очередь давным-давно и навсегда поделенная между братьями. От ивы до того холма — земля Семеновых. От холма же до другого берега маленького озерка, прозванного из-за невероятной глубины и круглых очертаний «Чертовым глазом», — двенадцать десятин Веселова, на которых предстояло работать Егордану. Оттуда до самого края луга, на сотни десятин, тянутся владения Сыгаевых. Все участки обедневши^ разорившихся или вымерших владельцев тем или иным путем переходят к князю Сыгаеву. Вот почему число хозяев в Киэлимэ с каждым годом убавляется.

Люди Сыгаевых, Веселовых, Егоровых, Семеновых и других владельцев располагаются на лугу обособленными, порой враждующими между собой таборами. Внутри же каждой группы работников в большинстве случаев связывают родственные или соседские отношения.

На безбрежном лугу там и тут виднеются шалаши, повсюду дымят костры, копошатся люди, утопая по грудь в высокой густой траве, ослепительно сверкают отполированные косы. Ходит под ветром, волнуется высокая трава, и перекатываются по лугу огромные валы. Но с каждым днем плешинки укосов становятся все шире и наконец сливаются воедино, оставляя лишь тонкие полоски трав на пограничных межах. К осени вся ровная поверхность луга словно расчерчена сеткой межевых полос и утыкана тысячами копен.

Егордан с сыном шли по лугу, с трудом нащупывая в траве еле заметную тропку. Только они подошли к Чертову глазу, как от группы людей на сыгаевском участке отделился человек и бросился к ним, то исчезая в зарослях, то появляясь вновь. Через несколько минут возле них очутился запыхавшийся и радостный Дмитрий Эрдэлир.

— Чего остановились? Пойдемте к нам, будем жить вместе, — проговорил он.

Но Егордан не согласился: далеко, мол, ходить на покос. Оказывается, кроме Дмитрия и Федота, на лугу Сыгаевых работали два батрака Котловы.