Весеннее озарение (СИ)

Ночь, полумрак, полнолунье, вокруг ни души... Недавний отважный кавалер охваченный смутным страхом, странным беспокойством набавил шаг. Нет, не банальная опаска пред вполне вероятной встречей с задиристым, полуночным и полупьяным, коварным или просто маниакальным телом, скорее предчувствие чего-то необъяснимого и не материального, неосязаемого и даже мистического щекотало бывалые нервы. Старый служака хмыкнул, усмехаясь собственным чувствам, собрав волю, замедлил шаг и загнусавил, стараясь забыться, под нос, первую, пришедшую на ум мелодию, но страх не отступал, мало того, появилось явственное ощущение словно кто-то, или даже что-то пристально глядит вслед. Максим Максимович остановился и опасливо осмотрелся по сторонам. Сонные дома с черными окнами не подавали признаков жизни. Темные проулки, запертые двери - нигде, ни одной живой души вокруг - только большая, круглая луна зависла, будто совсем рядом, выглядывая из-за домов. Он поежился, прищурился, пригрозил ей пальцем, снова хмыкнул, развернулся, сделал несколько шагов, но быстрым, молниеносным движением обернулся вновь, смело взглянув ей в "лицо" и застав, на долю секунды, не успевший смениться стандартным нейтрально бессмысленным выражением укоризненный, с малой ухмылкой взор.

- Что? - сорвалось с губ его, - Что? - повторил он уверенно и громко, - Что?! - наконец заорал на всю улицу, - Что такое?!?!

Где-то бухнуло что-то в ответ, посыпалось звоном разбитого стекла на асфальт, залаяла, вдруг, собака, в одном из окон зажегся свет. Максим Максимович развернулся и зашагал прочь. Он думал. Мысли, запертыми птицами, шумно бились в его голове, сталкиваясь между собой. В это сложно поверить, но, взрослая, степенная, сформировавшаяся и закрепившаяся сухой непробиваемой коркой личность, внутри, несомненно, нежная, словно безе, сладкая и чувственная, в ту, наверняка, сказочную ночь, плавилась в волшебном свете луны и, о чудо, без врачебного вмешательства, пыталась принять себя такой, какой она, возможно, была на самом деле.

Максиму Максимовичу, вдруг, явственно вспомнилось далекая и потемневшая, словно старая фотокарточка и уже не совсем реальная, чуть, урывками, оборванными кадрами из некогда цельной хроники, мерцающая в бездне давних воспоминаний, другая жизнь в малом городе, где отец проходил службу; детство, мелькнувшее в теплых краях, в мягком климате, на побережье лазурного моря; вспомнился родительский дом, школа. Вспомнил он, вдруг, юного друга и ребяческие игры; вспомнил и странную страсть, воспылавшую, вдруг, к "боевому товарищу" в незатейливом ходе вымышленной войны - чувство, которому суждено было, не раскрывшись, увянуть: мимолетный интерес, обличенный, вдруг, и взятый под опеку заботливым и строгим родителем и высохший, сморщившись, черным бутоном, среди изумрудной зелени далекого знойного лета.

Отец - случайный свидетель стихийного действа, юношеского порыва, явившегося, вдруг, в очередной ребяческой схватке, среди заблаговременно не скошенных, в человеческий рост, зарослей лебеды, раскинувшей по двору войско бурых стволов с зелеными торсами. В тот ясный июльский полдень, когда воздух был, как никогда, прозрачен и чист, он, оторвавшись от ремонта кровли, с высоты птичьего полета, хладно, зорким кречетом, наблюдал за буйством молодости, а позже, спустившись на землю, в воспитательных целях провел неторопливую нравственную беседу, вгоняя в краску беспечного шалуна и, дабы впредь, вдруг, не проглядеть важные моменты развития заплутавшего отпрыска, постарался уделять ему как можно больше внимания. Вполне возможно, то были напрасные иль даже вредные старания, бездарно направленные супротив невинного детского чувства, проявившего себя, наивного товарищества, или, скорее, вполне вероятной развязки эмоций взрослеющих экспериментаторов. Чувств, возможно своевременно, неотвратимо угасших бы, совместно с удовлетворенным интересом и, нашедших в будущем, для себя другую, вполне стандартную прерогативу. Но, силой прерванное, пусть, мимолетное, влечение, словно беззаботное, ослепительное детство, застыло навсегда яркими, чарующими красками; неким, покинутым раем, потерянным навек и, в невозможности возврата манящим, сожаленным и, несомненно, одним из лучших воспоминаний.