- Я, в свою очередь, хотел бы заявить от лица, - Леонид, бесстрашно сверкнул, из лисьего воротника глазами, многоликой публике, - от лица гомосексуалистов! - Звонко, как будто превозмогая смущение, словно сквозь тяжкие годы вынужденного молчания, выкрикнул он последнее слово и, видимо, перенапрягши голосовые связки, закашлялся.
- Мы, - продолжил он, вновь обретя мягкий свой голосок, - мы, совместно с соратниками, подготовили краткую речь, в свою очередь, о посылах незаслуженной ненависти, непрерывно идущих в наш адрес!
Далее Леонид продолжил по тексту, опустив взор победителя в развернутую тетрадь: "Мы не обращаемся к агрессорам, ибо им, как вы вчера, на собственных шкурах могли убедиться, по большому счету, не имеет значения на кого накладывать руки, желательно то были бы люди, не отличающиеся превосходной физической силой. В общем, граждане интеллигенты, под удар хулиганов попадают все, независимо от половой и прочих ориентаций. Мы же обращаемся к людям здравомыслящим, так или иначе, исподлобья, по тем или иным причинам, косящим взоры в нашу сторону. Мы такие же, как и все представители человечества - всего лишь люди с незначительными отклонениями от общепринятого стереотипа, впрочем, отклонениями вполне безобидными. Не бойтесь нас, ведь мы всецело раскрепощаемся лишь в узких кругах посвященных... Имеют ли такие, интересные, на наш взгляд, и вполне невинные для общества отклонения от устоявшейся социальной нормы, право на жизнь? Это решать определенно не группе предвзятых старомодных маразматиков, уверенных лишь в собственной правоте и до пены у рта отстаивающих только личностные позиции, не желая войти в чье бы то ни было положение! Тем более в наше! Стоит ли с этим бороться? Хм, бороться, мы уверены, необходимо, бесспорно необходимо.... Со скотами, принуждающими людей к омерзительным воплощениям собственных удовольствий. Бороться необходимо, прежде всего, с насилием, но бороться с природой, наградившей мужчину частицей прелестного, очаровательного мировосприятия женщины не в состоянии ни один, таящий в сердце интимные чаяния чиновник, по-дамски толстой попой, занимающий кресло депутата!"
Андрей Андреевич, мрачной фигурой, из тени, огромной серой губкой впитывал пристрастную ему информацию и недовольно, с отвращением морщился. Как тщедушен для него, как жалок, был этот худощавый в лисьем воротнике, громко и красочно вещающий на весь зал. Хотелось раздавить его, словно ненавистного паразита, коварно сосущего кровь. Как хитро, как заумно слагал он грязные слова в аморальные предложения, что свободно порхали в воздухе, пробуждая неудержимые порывы набегающих, вместе, с краской лица страстей. Андрей Андреевич, от волнения, от стыда и, порой, от ярости терял смысловую нить повествования и с колючим содроганием вспоминал, как в далекой своей молодости, среди мирской суеты, будучи человеком, крайне честолюбивым, он, зачастую, невольно страшась думал, прибывая в наталкивающей на размышления компании, о будущем, и отчаянно боялся унизить свою честь и достоинство, породив дочь проститутку. Но, возмужав, поумнев с годами, многого повидав, женившись, решил для себя: уж лучше дочь проститутка, чем сын - гей! И вот, проказница судьба, словно подшучивала, словно зная все тайны и выставляла его, здесь и сейчас, в этом чужом, враждебном, диком сообществе, посмешищем.
- Впрочем, склонность к насилию, - продолжал Леонид, - такая же неотъемлемая человеческая природа, которой, собственно, и необходимо заняться, которую и нужно, в первостепенном порядке искоренять. Мы же, нормальные, так сказать, истинные геи, вполне безобидный народ, способный к насилию всего лишь настолько, насколько хрупкая женщина способна обесчестить здорового взрослого мужчину...
- Мы не желаем совать носы в вашу интимную жизнь, и не хотим ощущать повышенного интереса с вашей стороны, к своей! Мы просто желаем заявить, что, в нетипичных для вас, добровольных сношениях мужчины с мужчиной нет ничего ужасного... Мы заявляем, - продолжал Леонид, - что самые лучшие, из всего мужского племени, несомненно, гомосексуалисты! Согласитесь, ведь они самые добрые, нежные, отзывчивые, интеллигентные, но, вот беда, любят настоящих мужчин - грубых мужланов!
Андрей Андреевич поежился. Конечно, как любой родитель, как личность, как человек, мечтал бы гордиться своим сыном, как гордится самим собой, представляя его достойнейшим представителем рода человеческого - настоящим мужчиной. Конечно, как любой отец, видел в сыне будущее, вечную частичку самого себя, передающуюся из поколения в поколение, надежду и отраду надвигающегося бессилия, и, конечно, бессмертие должно всецело соответствовать его настоящему облику. Гордо задрав голову, не стыдясь, отец хотел бы ткнуть пальцем перед лицом общества и заявить: "Это, это мой сын! Я, я сумел вырастить, воспитать настоящего мужчину!"