Весеннее пробуждение

Она развернулась и бросилась обратно в гостиную. Подбежала к окну и долго смотрела вслед темному силуэту, пока он не исчез в вечерних сумерках. В сердце воцарилось такое отчаяние, что Виктория с трудом втягивала воздух. Только сейчас она поняла, какую ошибку совершила, поддавшись упрямству и проклятой гордости. Она так увлеклась своими игривыми отказами в ответ на его преданную любовь, что перестала замечать, как сильно ранит его. И не оставила лазейки, где могли бы расцвести ее собственные чувства.

И вот теперь он ушел и больше не вернется. Внезапно Виктория со всей жестокой ясностью поняла, что может никогда не увидеть его. Он отправлялся на войну, а она устроила ему такое прощание. И не сказала самого главного.

Чем сильнее она осознавала то, что упорно скрывала даже от себя самой, тем больше ей хотелось кричать.

Она любит Кита.

Любит всеми фибрами души, но из-за своего глупого детского упрямства не захотела услышать голос сердца, предпочтя ему заносчивость разума. Виктория опустилась на колени перед затухающими углями камина, закрыла лицо руками и разрыдалась.

Глава девятая

Поднимаясь по ступенькам в квартиру Виктории, Пруденс подавила желание ускорить шаг и старалась ступать чинно и медленно. Живот еще не сильно вырос, но она потеряла ощущение равновесия, и Пруденс часто казалось, что она вот-вот упадет. Частично вина лежала на легком корсете, который приходилось носить – иначе платья не застегивались. Мюриэль, мать Кейти, пыталась показать Пруденс, как увеличить ее платья в талии, но в отчаянии сдалась и пообещала все сделать сама. Но пока она этим занималась, Пруденс вынуждена была надевать корсет, хотя затягивание давно превратилось в пытку, и она каждый раз извинялась перед маленьким Горацием.

Пруденс сама не понимала, зачем шла к Виктории так поздно, да еще и без предварительной записки, не зная, будет ли та дома. Она возилась на кухне с приготовлением простого пудинга, и вдруг ее посетило странное ощущение, что Виктории необходима помощь. Однажды в детстве она уже испытывала подобное – тогда Викторию скрутил неожиданный приступ астмы и она потеряла сознание, – но с того случая прошло много лет, и только сегодня Пруденс снова ощутила непреодолимый порыв ринуться на помощь.

Это было странно, ведь в последнее время Виктория чувствовала себя намного лучше, и Пруденс терялась в догадках, что могло произойти.

Наконец она добралась до площадки и постучала, надеясь, что чутье на этот раз подвело ее и у Виктории все в порядке. Но когда дверь открыла незнакомая пожилая женщина, ее надежды растаяли.

– Виктория дома? – нахмурилась Пруденс.

Женщина подслеповато уставилась на нее:

– Ровена? О нет. Вижу, что нет. Ты, должно быть, Пруденс?

Пруденс кивнула, заливаясь краской. Что-то в интонации женщины подсказывало ей, что незнакомка знает о ее происхождении и, более того, это ничуть не волнует ее.

– Входи, дитя. Виктория в своей комнате, отдыхает.

– Что случилось? – с тревогой спросила Пруденс. – Она заболела?

– Сердечная болезнь, но, к несчастью, тело она тоже затронула.

Появилась Сюзи и обняла Пруденс.

– Я так рада, что ты пришла, – прошептала маленькая служанка, принимая пальто. – Ты очень вовремя.

От переживаний ее тонкое личико осунулось, и Пруденс почувствовала, как в сердце кольнул страх.

Она заспешила к спальне Виктории. У постели стояла Элинор и протирала влажным полотенцем лоб больной. Пруденс поставила сумочку на маленький столик и бросилась к кровати.

Виктория лежала с закрытыми глазами. Голубые вены на висках ярко выделялись на мертвенно-бледной коже.

– Что с ней? – шепотом спросила Пруденс у Элинор.

Элинор кивком указала на открытую дверь, и девушка последовала за ней.

– Я думаю, она заразилась чем-то в госпитале, но ее гнетет что-то еще. На все мои вопросы она только отворачивается. Не хочет ничего рассказывать ни мне, ни няне Айрис. Меня ужасно тревожит то, как она похудела.

Значит, дверь ей открыла няня Айрис. Как друг и наперсница Виктории, она, разумеется, должна знать о прошлом Пруденс. Но сейчас не до этого. Сейчас главное – состояние Виктории.

– С ней так всегда. Она и так худенькая, а любая болезнь моментально доводит ее до истощения. Сколько она уже так лежит?

– Почти три дня. Приходил доктор, но Виктория твердит, что просто устала и нужно отдохнуть. Жар то есть, то нет, но ничего опасного.

– Почему вы не послали за мной?

– Она просила не сообщать тебе и Ровене, – развела руками Элинор.

– Ох уж эта Виктория со своими секретами, – покачала головой Пруденс и потянула на себя дверь. – Ладно, я поговорю с ней. Посмотрим, что получится.

При одном взгляде на бледное, исхудавшее лицо Виктории у Пруденс сжалось сердце. Она осторожно присела на край кровати и взяла Викторию за руку. Ладонь оказалась горячей, сухой и невесомой.

Веки Виктории затрепетали и открылись, но глаза не сразу сфокусировались на лице Пруденс. Когда Виктория все же разглядела гостью, она улыбнулась:

– Они все же послали за тобой, хотя я просила ничего не говорить.