– Уже неделю она была сама не своя. Элинор заходила почти каждый день, и Пруденс постоянно лежала. Я забеспокоился. Ведь ребенок не должен появиться раньше мая. – Эндрю замолчал и потер лицо. – Днем она начала жаловаться на боли, но мы не стали вызывать доктора, нам даже в голову не могло прийти, что уже пора. К тому же мне сложно куда-то дойти. Поэтому мы решили дождаться Элинор. – Он уткнулся лицом в ладони. – К тому времени, как она пришла, Пруденс уже сидеть не могла от боли. Элинор побежала в паб позвонить шоферу. Я чувствовал себя таким беспомощным. Когда приехал мистер Питерс, я даже не мог помочь своей жене спуститься по лестнице.
И тут он сломался. Виктория и раньше видела плачущих мужчин, причем много раз, но сейчас все воспринималось по-другому. Перед ней сидел хороший знакомый, и он всегда отличался силой. Рыдания говорили о любви к Пруденс, о страхе и беспомощности. Виктория уже знала, что когда мужчины так плачут, значит им нужно выплеснуть боль, и не стала его останавливать, а просто положила руку на плечо, чтобы Эндрю помнил, что он не один.
Наконец он успокоился и благодарно кивнул:
– Прошу прощения. Мне не следует поддаваться горю.
– Ничего страшного. – Виктория использовала тот же тон, что и с ранеными в госпитале. – Ты пережил ужасный испуг. Что сказали врачи?
– Преждевременные роды, и нет никакой возможности их остановить. – Он помолчал и крепче сжал челюсти. – Слишком рано, и существует большая вероятность, что ребенок не выживет. Насчет… насчет Пруденс они ничего не могут сказать.
На миг комната поплыла перед глазами, и Виктория зажмурилась, чтобы оградить себя от безобразной правды. Наружу рвался крик, но она крепко сжала губы, чтобы удержать его.
Когда она открыла глаза, резкий электрический свет, уродливая тяжелая мебель и голый деревянный пол показались ей настолько неуместными, что у нее закружилась голова. Виктория вскочила со стула и начала ходить взад-вперед, пытаясь собраться с мыслями.
– Не может быть, чтобы ничего нельзя было сделать. Я не собираюсь оставлять жизнь своего племянника на произвол судьбы и сидеть сложа руки.
Она резко развернулась. Эндрю сидел в той же позе, безнадежно опустив плечи. Но Виктория всеми фибрами души протестовала против того, чтобы покорно принять предначертанное. И неважно, что во Франции ей уже не раз приходилось сталкиваться с неизбежной потерей, – всю свою жизнь она боролась с астмой и не умела признавать поражение.
– Это я виноват, – произнес Эндрю едва слышно.
– Неправда! – воскликнула девушка. – Как ты можешь такое говорить?
– Это так. Я позволил ей заботиться обо мне, вместо того чтобы думать о себе и ребенке. Взвалил на нее свое горе, свое жалкое ощущение никчемности, хотя должен был каждую минуту заверять ее в любви и преданности. Это я должен был поддерживать ее, оберегать. Если умрет наш ребенок, умрет Пруденс, я точно знаю, кого винить.
Виктория покачала головой и присела на стол рядом с ним. Кости и мышцы ныли от усталости. Всю прошлую ночь она собирала вещи, а путешествие заняло целый день. Она с трудом могла связно мыслить, куда уж говорить о помощи Эндрю.
– Я точно не знаю, что происходит между тобой и Пруденс, но то, что ты описываешь, встречается довольно часто. К тому же Пруденс всегда принимала чужую боль близко к сердцу. Если учесть еще и ребенка, неудивительно, что у вас выдался тяжелый период в жизни. Что бы ни случилось, тебе следует помнить, что твоей вины тут нет. Не надо вообще думать об этом, иначе ты ничем не сможешь помочь Пруденс.
Эндрю слепо уставился перед собой, и Виктория не знала, услышал ли он ее. И сыграют ли ее слова хоть какую-то роль.
– Я так удивился, когда она ответила, что выйдет за меня замуж, – произнес он, словно говоря сам с собой. – Такая женщина – изящная, утонченная. С первого взгляда становилось ясно, что она настоящая леди по происхождению и воспитанию. Умная и изысканная. И не важно, что она сидела с нами в комнате для слуг, все равно я видел, что она выделяется. Все видели. – Он посмотрел на Викторию. – Я даже тогда не знал о ее родстве с Бакстонами. Конечно, сейчас это сразу видно, стоит взглянуть на нее и Ровену.
Виктория кивнула и улыбнулась, представив Ро и Пру вместе. Она выросла с ними под одной крышей, но так и не заметила очевидного – они действительно связаны узами крови.