Весеннее равноденствие

Готовцев вдруг сообразил, как не нужны его короткие и деловые вопросы. Не подходят они для разговора с матерью, переживающей обыкновенное человеческое горе. Решительно настроенная, она превратилась вдруг в одинокую старую женщину, носившую неизбывную материнскую печаль и не утратившую остроту потери. Может, и квартира ей была не нужна. Может, ей просто требовалось, чтобы лишний человек выслушал незатейливый рассказ о единственном ее сыне, умном и заботливом, окончившем десятилетку на пятерки и четверки, а в сентябре, одиннадцатого числа, павшем в боях под городом Орлом. Никто теперь, кроме матери, и не помнит, что жил на свете Геннадий Хохряков. Умрет она, и канет в неизвестность имя ее единственного сына. А он был, ходил по земле, радовался, строил планы, любил мать, работающую скромной лифтершей. И теперь она утверждала его имя, его память среди оставшихся людей. Утверждала наивно и нелепо, вписывая Геннадия Степановича Хохрякова в заявления, разносимые ею по приемам.

Андрей Алексеевич терпеливо выслушал Анну Семеновну, сказал, что разберется в ее заявлении, свяжется с военкоматом, что могила сына непременно отыщется и об этом ей сообщат письменно.

— Спасибо вам… Поговорила вот и легче стало. Теперь ведь редко так поговоришь. Все куда-то торопятся, вроде как от смерти хотят убежать. Свои дела делают, а про других никакой заботы нет…

Розоволикий ухоженный старик деловито положил на стол заявление, отпечатанное на десяти страницах машинописного текста.

— Прошу вас, как депутата, поддержать. Много наслышан о вашей отзывчивости и внимании к людям. Ваша ответственная должность…

— В чем я вас должен поддержать?

— Ходатайствую о назначении персональной пенсии за активную и многолетнюю общественную деятельность.

Из объемистого портфеля сама собой, как голубь из рукава циркового фокусника, появилась прошнурованная папка, тут же подвинутая к Готовцеву.

Андрей Алексеевич наугад раскрыл объемистый фолиант, на обложке которого было аккуратно указано количество содержащихся в нем документов.

— Не понимаю, простите… А это зачем?

— Справка, товарищ Готовцев. В двадцать втором году я вел на мельнице кружок политграмоты. Активно, так сказать, пропагандировал Советскую власть. Это нельзя сбрасывать со счетов.

— Бережливый вы человек… Ну а направление на протезирование зубов зачем потребовалось прилагать?

— Вы вчитайтесь, товарищ депутат. Вчитайтесь. Кем оно выдано? Облисполкомом! Ходатайствовали за меня как за ценного работника… В тридцать втором году. Как раз меня тогда направляли в совхоз для общего руководства.

— Как так для общего? Ага… вот написано. «Здоровье не позволяет заниматься усидчивым умственным трудом»… Знающий человек вам эту справку написал. А после совхоза вы где работали?

— На руководящих должностях. Театром заведовал, возглавлял водопровод и канализацию в райцентре, старшим инспектором областного общества слепых… Во время войны был мобилизован на трудовой фронт.

— Да, тоже справка имеется…

Почти часовой разговор между ним и депутатом выявил совершенно различные точки зрения собеседников в вопросе о назначении персональных пенсий, хотя бы и местного значения.

— Рановато вы обюрократились, — с угрожающими нотками в голосе заявил ходатай, укладывая в портфель фолиант, документировавший заслуги на ниве служения обществу. — Буду вынужден сообщить о вашей черствости к людям в соответствующие инстанции.

Готовцев тихо вздохнул, понимая, что угроза непременно будет реализована, что этот хапуга настрочит длиннющую жалобу и придется на ту жалобу писать оправдание, доказывать, что черствости не проявлял, что выставил с приема вымогателя, приноровившегося эксплуатировать Советскую власть, поскольку она запретила эксплуатацию людей. Придется тратить время и нервы, доказывать истину, что черное есть черное, а белое есть белое. А что делать? Быть слугой народа — это не значит ходить по ровненькой, аккуратно заасфальтированной дорожке.

Окончив очередной прием избирателей, Андрей Алексеевич вздохнул с явным облегчением.

Удача! В человеческой жизни она редка, как розовая чайка. Она умеет испытывать терпение, умеет поманить и ускользнуть из-под носа неизвестно куда. Надеяться на удачу — это мечтать о сборе урожая там, где ты не посеял. Искать ее — это пытаться наткнуться на огурец среди капустной грядки, полагая, что именно туда могло свалиться ненароком с неба огуречное зернышко.

И все-таки удача существует на свете. Вера в нее заставляла людей бродить по бескрайней тайге, перемывая сотни тонн песка в надежде, что на дне лотка останутся золотинки, заставляет покупать билеты денежно-вещевой лотереи в надежде получить за тридцать копеек автомобиль «Жигули» и угадать шесть цифр в Спортлото. Удача помогает людям быть оптимистами и активизирует их жизнеутверждающую энергию.