Весеннее равноденствие

— …О научно-технической революции. В ней ведь не только одна сторона — техническая. В ней не менее важна и другая часть — психологическая, человеческая. Двигает эту сторону ум людей и их совесть. Уровень совести станкостроителей насчет чужих заготовок мы с вами выяснили, теперь прикинем, как с этим делом у вас обстоит в других частях. Не пора ли вам спросить себя: какие станки делаем?

— Дипы делаем… «Догнать и перегнать» — так раньше они назывались, — снова подал реплику Агапов.

— Раньше они верно назывались, Максим Максимович, а теперь, судя по всему, их название надо изменить. По совести сказать, правильнее будет ваши станки назвать сейчас постоянно отстающими от движения технического прогресса. Устарела ваша продукция. Оглянитесь, подумайте, что происходит сейчас в станкостроении: станки с числовым управлением, с электронным, полуавтоматы в крайнем случае. А у вас как было десять лет назад, так и осталось.

Начальник главка делал в блокноте торопливые пометки. Агапов наливался бурой кровью. Готовцев-старший махнул рукой на собственный «парад», стянул галстук и расстегнул накрахмаленный воротник. Дышать стало свободнее, и пришло облегчающее сознание, что говорит сын с трибуны правду и в сторону ее не отмахнешь.

— Заводу нужно переходить на выпуск станков более совершенных конструкций. Сделать эти конструкции можем мы — конструкторы. Общее это наше дело, и я с себя и своих коллег вины не снимаю…

В зале прокатился разнотонный гул. Сидящие и принимали слова Готовцева и протестовали против них.

— Это наше общее дело, наша задача. Но чтобы ее выполнить, сначала надо крепко подумать над модернизацией производства и помочь нам, конструкторам, чтобы получилась здесь не тяп-ляп, а совершенная машина. Без опытных и экспериментальных образцов ее не сработаешь. Мы сконструируем, вы сделаете образец, а потом вместе проверим в работе каждый винтик, каждую шестеренку, чтобы в серию пошло на высшем уровне. Так я думаю насчет нашего общего дела… Станок ведь тоже воспитывает. На программное управление не сунешь заготовку со слоновыми допусками. Не примет он ее — и все дела. Значит, кое-кому вместо спокойной жизни придется чесать затылки и поворачиваться так, чтобы не переводилась половина металла в стружку.

— Правильно! — раздался выкрик из зала. — Суют тебе бандуру на два пуда, а надо валик выточить на десять килограмм. Вот и начинаешь гонять на обдирке…

— И резцы тоже… Две проходки сделаешь и меняй инструмент.

— Мой карусельный уже и «десятки» брать перестал! По годам он вровень с моей бабушкой!

Агапов, схватив председательский микрофон, утихомиривал анархистские выкрики.

«Ну, Готовцев, ну, дорогой воспитатель, — яростно думал директор завода. — Будь спокоен, за мной такое не пропадет…» Налаживая порядок, Максим Максимович сочинял варианты мести возмутителю спокойствия, оскорбившему принародно, в присутствии уважаемого начальника главка и завод, и людей, и его, директора. Что теперь подумает Балихин? На директорской должности Максим Максимович, как говорится, зубы съел и хорошо знает, какая это тонкая и чувствительная материя — служебный авторитет и как начальство относится к здоровой критике.

— …Сумеем мы, товарищи, по настоящему развернуть опытные и экспериментальные работы — осилим задачу выпуска станков и станочных линий на современном техническом уровне. Не осилим — будем либо топтаться на месте, либо проливать семь потов, чтобы доводить машины в работе…

Готовцеву полагалось сойти с трибуны под свист и негодующие выкрики, а его проводили аплодисментами, и Агапову пришлось опять в растерянности гладить плоскую бритую макушку.

— Что же ты, Готовцев, при всем народе облил меня помоями? Не мог с таким разговором прийти в кабинет?.. Считаешь, что я пень и слов не понимаю?

Агапов говорил злым шепотом, чтобы не услышал идущий впереди Балихин. По расписанию торжественного дня после мероприятий во Дворце культуры для избранных предусматривалось скромное угощение.

Максим Максимович огорченно думал о перестаивающихся яствах и на ходу доругивался с возмутителем спокойствия.

— Из-за каких-то паршивых отливок испортил людям праздник… Могли же мы с тобой по-хорошему договориться.

— Сколько раз мы по-хорошему договаривались? Хватит, сыт я уже по горло обещаниями, Максим Максимович.

— Будто я для себя брал! Сунуть бы тебя в мою шкуру, по-другому бы запел.

— И тебе бы в моей шкуре тоже следовало побывать. Наверное, считаешь, что моя шкура замшевая, а она покрепче сыромяти шею трет… Какая разница, где выяснять отношения? Факт есть факт.

— Разница тоже есть… Ты считаешь, что разногласия с женой надо выяснять на площади Пушкина?

— Не имею опыта семейной жизни.

— А жаль. Тоже опыт полезный. Жена тебе быстро втолкует разницу. Заготовки увели… Ну, чисто дятел, долбишь и долбишь в одно место. От плана же меня никто не освободит.

— Может, и освободят тебя от плана, Максим Максимович.

— Это как же так?.. Ну, загнул ты, Готовцев. Не бывало еще, чтобы завод освобождали от основной программы.