Весенней гулкой ранью...

- "Прощай, Баку!.." - сказал ты, Есенин. Но мы, произнося эти слова, не

прощаемся с тобой. Нет, никогда - не прощай, навсегда - здравствуй, дорогой

друг, наш Сергей Есенин!..

"ТАМ ЗА СТЕПЬЮ ГУЛ..."

1

Медленно кружится черный диск пластинки...

Только что прозвучали тревожно-печальные слова об опустевших огородах,

некошеных заливных лугах. Не песня - стон, рожденный в крестьянских сердцах.

Набатный гул ворвался в скорбный возглас хора: "Где ж теперь, мужик, ты

приют найдешь?"

И после небольшой паузы - бойкая, брызжущая удалью песня:

Ах, рыбки мои,

Мелки косточки!

Вы, крестьянские ребята,

Подросточки.

Ни ногатой вас не взять,

Ни резанами,

Вы гольем пошли гулять

С партизанами.

Переплескиваются, словно весенняя речка, ритмы красноармейских

частушек, матросского "Яблочка", залихватских припевок. Вот где нашли свой

"приют" мужики - в стане борцов за новую жизнь!

В частушечную скороговорку исподволь вплетаются аккорды походного

марша:

Красной Армии штыки

В поле светятся.

Здесь отец с сынком "

Могут встретиться.

Идут, идут в едином порыве "крестьянские ребята, подросточки". Никто им

не страшен, ничто их не остановит. Потому что

За один удел

Бьется эта рать,

Чтоб владеть землей

Да весь век пахать...

Уже не частушку - гимн поет хор. Гимн во славу тех, кто пошел на

праведный бой за волю, за счастливую судьбу. .

Так завершается один из разделов вокально-симфонической поэмы Георгия

Свиридова "Памяти Сергея Есенина", впервые исполненной в 1956 году. Раздел, в основу которого положены отрывки из есенинской "Песни о великом походе".

2

"Песнь..." - своеобразнейшее произведение Есенина.

По жанру - это историко-героическая поэма, восходящая к традициям

творчества народных гусляров, певцов-скоморохов, или, как еще их называли в

старину, веселых молодцев, балагуров.

Поэт выступает здесь в роли сказителя, "мастака слагать эти притчины", веселого, смелого, правдивого.

Благословите, братцы, старину сказать,

Как бы старину стародавнюю, -

просит слушателей веселый молодец из народной песни.

К народу, к "Руси нечесаной, Руси немытой" обращено первое слово и

есенинского певца:

Вы послушайте

Новый вольный сказ.

Новый вольный сказ

Про житье у нас.

Первый сказ о том,

Что давно было.

А второй - про то,

Что сейчас всплыло.

Легко, непринужденно ведет певец свою речь. Поначалу и не догадаться, к

чему это затеян разговор о давно минувшем. Но "мастак" на притчины знает

свое дело. Не зря он начал издалека. Ибо то, "что сейчас всплыло", накрепко

связано с тем, "что давно было".

А "всплыло", обрело неодолимую силу, взбудоражило весь мир нечто

огромное, небывалое, имя чему - Революция. Великий поход вчерашних рабов,

бесправных, униженных, обездоленных, "к новому берегу", к "зорям

вселенским".

Народ, осознавший свое право быть хозяином собственной судьбы, -

главный герой "Песни...".

Как в повести Александра Малышкина "Падение Дайра", написанной в 1921

году.

Как в поэме Демьяна Бедного "Главная Улица" (1922).

Как в романе Александра Серафимовича "Железный поток", напечатанном в

1924 году, почти одновременно с есенинской поэмой.

Недаром так ощутима в "новом вольном сказе" поэтика нашего русского -

традиционного и нового - фольклора: былин, исторических песен, частушек,

припевок, присловий...

3

В стародавние годы певец, приступая к повествованию, старался сразу же

указать место, где происходило событие:

В стольном Новегороде,

Было в улице во Юрьевской...

В слободе было Терентьевской...

Во стольном было городе во Киеве...

Наш сказитель верен древнему обычаю. Согласно традиции, он в самом

начале первого сказа называет город, а заодно и время действия:

Ой, во городе

Да во Ипатьеве

При Петре было

При императоре.

И далее - без задержек - переход к рассказу о самом событии:

Говорил слова

Непутевый дьяк:

"Уж и как у нас, ребята,

Стал быть, царь дурак.

Царь дурак-батрак "

Сопли жмет в кулак,

Строит Питер-град

На немецкий лад".

Хорошо, по-старинному говорит он, этот "непутевый дьяк!". Насколько же

глубоко надо чувствовать строй народного языка, дух старой песни, чтобы

воссоздать их во всем своеобразии, во всей живой красоте! В самом деле.

Разве слова дьяка не сродни начальным строкам народной песни, записанной в

первой половине XVIII века: "Как у нас в сельце Поливанцове да боярин - от

дурак решетом пиво цедил"? А выражение - "на немецкий лад"! Разве не

ощущается в нем время, дыхание простонародной речи? Ведь и гусляры из

лермонтовской "Песни... про купца Калашникова" говорят, что "сложили ее на

старинный лад".

Велика хула, возводимая дьяком на Петра. Смутьянщику не по сердцу, что

царь "принялся... Русь онемечивать, бреет он князьям брады, усие", что

"непослушных он бьет дубиною". Как тут не тужить, как не плакаться!

Заметим, дьяк у Есенина ни словом не обмолвился о народе, "сгибшем" при

строительстве города. Об этом в смятении страшном будет говорить сам царь,

но "бунтарь" молчит. Почему же? Да потому, что это дьяк. А для него самым

кощунственным из царевых новшеств кажется введение иноземного платья,