Весенней гулкой ранью...

подразумевается, но как впечатляюща картина летней ночи на российских

равнинах! Уже один этот образ оправдывает утверждение поэта:

Как бы ни был красив Шираз,

Он не лучше рязанских раздолий.

А родной край великих певцов Востока действительно красив: "Лунным

светом Шираз осиянен…" И почти тут же — еще раз возникает луна:

У меня в душе звенит тальянка,

При луне собачий слышу лай.

Как и "волнистая рожь при луне", это уже чисто русское, родное, до боли

щемящее сердце… И — никакой искусственности, никакой сделанности. Ощущение

цвета у него было неотделимо от непосредственного поэтического чувства.

Этого ни у кого не займешь, этому ни у кого не научишься.

Я теперь скупее стал в желаньях,

Жизнь моя? иль ты приснилась мне?

Словно я весенней гулкой ранью

Проскакал на розовом коне.

Оно опробовано на сердце, живописующее слово Есенина…

7

В. Г. Короленко как-то заметил: "Стих — это та же музыка, только

соединенная со словом, и для него нужен тоже природный слух, чутье гармонии

и ритма".

В самом деле, трудно представить, чтобы настрящее поэтическое

произведение мог создать человек, глухой к звучанию музыки родной речи.

Автор, лишенный природного чутья к звукам родного языка, способен в лучшем

случае сочинить, по выражению Горького, "стишки… серенькие, жестяные", где

"меди нет, нет серебра" и которые потому "не звенят… не поют".

Всем мастерам русской поэзии, и не только русской, был в высшей степени

присущ этот природный слух.

Вспомним Пушкина, в чьих творениях во всем блеске проявилось звуковое

богатство, мелодичность нашего языка. В его стихах тончайшие оттенки мыслей

и чувств сливаются в одной гармонии со словами и звуками. Поистине стих

Пушкина — "союз волшебных звуков, чувств и дум".

Как рассказывал мне Вс. Рождественский, в один из вечеров Есенин с

большим подъемом читал наизусть стихотворение Пушкина "Для берегов отчизны

дальней": "Читая, он как бы вслушивался в смысловое и звуковое движение

стихов. А потом, кончив чтение, произнес восторженно:

— О-а-е-а… Здорово!"

Поразительна глубоко осмысленная звуковая организованность лучших

произведений Маяковского. Читая его страстные, полные взрывной силы строки,

не просто воспринимаешь, но отчетливо слышишь изображаемое:

Где он,

бронзы звон

или гранита грань?

("Сергею Есенину")

Корни эмоционального, звучного стиха крупнейших русских поэтов уходят в

народную речь, сказки, пословицы, прибаутки, песни, где воедино слиты "самая

яркая и верная живопись и самая звонкая звучность слов" (Гоголь). Есенин, с

детских лет влюбленный в народную поэзию, на редкость тонко чувствовал ее

музыку.

Однажды, вспоминал Василий Наседкин, сестра поэта Екатерина спела

народную песню, где были такие слова:

На берегу сидит девица,

Она шелками шьет платок.

Работа чудная такая,

А шелку ей недостает.

Есенин, услышавший эту песню, сказал: — Лучше: "Она платок шелками

шьет".

Действительно, "подсказ" поэта весьма удачен. Появилась рифма "шьет -

недостает", строка стала мягче вписываться в звуковую ткань куплета. Общее

звучание четверостишия улучшилось.

Этот природный слух, чутье слова и ритма дают себя знать в стихах

самого поэта. Музыкальность, четкость звукового рисунка, гармония чувств,

настроения со звучанием каждой поэтической фразы — характерные черты лучших

есенинских произведений.

Вслушаемся в звуковую окраску одного из стихотворений Есенина, входящих

в цикл "Персидские мотивы".

Я спросил сегодня у менялы,

Что дает за полтумана по рублю:

Как сказать мне для прекрасной Лалы

По-персидски нежное "люблю"?

Я спросил сегодня у менялы

Легче ветра, тише Ванских струй,

Как назвать мне для прекрасной Лалы

Слово ласковое "поцелуй"?

Нетрудно заметить, что речь поэта, переполненного любовным чувством, в

этих строфах своеобразно окрашена мягким звуком "л". При произношении

наиболее важных в тексте слов: "Лалы", "люблю", "слово ласковое "поцелуй" -

голос как бы опирается на этот звук. Вряд ли можно сомневаться, что все "л"

оказались здесь не случайно. Но в то же время они не выставлены поэтом

напоказ, как, например, в стихотворении К. Бальмонта:

Лебедь уплыл в полумглу,

Вдаль, под луною белея.

Ластятся волны к веслу,

Ластится к влаге лилея.

Слухом невольно ловлю

Лепет зеркального лона:

"Милый! Мой милый! Люблю!" -

Полночь глядит с небосклона.

Музыкальная основа как есенинской, так и бальмонтовской аллитераций, то

есть повторений одних и тех же согласных, — глагол "люблю". Однако при

непосредственном восприятии обоих отрывков мы замечаем, что стихи Есенина

'текут непринужденно, свободно, сами собой. Трепетное чувство поэта

выливается в естественных сочетаниях слов и звуков. Преобладание звука "л"

не замечается, хотя мягкость, в нем заключенная, окрашивает все строки. При

чтении же стихов Бальмонта невольно обращаешь внимание на искусственность их

звучания. Автор сознательно играет звуком, любуется им, нарочитой звукописью

затушевывается лирическая тема.

Все это в конечном счете означает, что Есенин при создании

стихотворения шел от чувства, от мысли. В творческой работе художника

первичным, главным было содержание. Поэта в первую очередь интересовала не