— Болтай, что хочешь! — повысил голос парень. — А дело будет так делаться: тебе мастера станут платить, мне доподлинно известно, что они уже столковались. Ты примешь плату, но половину — мне. И все будет тихо.
— А если нет, то что? — Гедор усмехнулся. — Что ты сделаешь? Дяде сенешалю пожалуешься, что хотел сам нажиться на незаконных налогах? Хотел место сеньора занять? Чтобы не ему, а тебе платили? А ты со мной делился?
— Эй, ты чего? Все же наоборот!
— Разве? Кто из нас главнее, ты — начальник стражи, человек господина ок-Дрейса, или я, простой лавочник? Ты главней, верно? Значит, ты всему голова в любом деле. И сам ты измену задумал, и мне предлагаешь… Нет, мастер Гертель, я не согласен доброго сэра ок-Дрейса обманывать.
Мясник откровенно смеялся. Мальчишка просто сопляк, без дяди он — никто, и должен понять это как можно быстрей.
— Не согласен, значит? — Гертель потеребил усы, снова поглядел на мясника и снова опустил глаза. — Ну, ладно, как скажешь… мастер. Только ведь я к дяде не побегу, нет. Что я в городе всему голова, это ты верно сказал. А у тебя жена на сносях, смотри… не вышло бы с ней беды.
— Что? — Гедор одним прыжком перемахнул прилавок, в секунду оказался рядом со стражником и хватил Гертеля за ворот. — Что ты сказал? Повтори!
Мясник с размаху приложил юнца спиной о стену, задребезжал товар на полках, что-то упало.
— Что ты сказал? — тише повторил Гедор, стискивая побелевшими пальцами одежду на груди стражника.
Сила, азарт из-за ощущения магической мощи амулетов и слепая злоба переполняли Мясника, заставляли мять и давить крепче. Гертель уже совсем перетрусил. Стуча зубами, он пытался выдавить из себя что-нибудь, но перехваченное горло только сипело и булькало.
— Повтори, что ты сказал…
Под руками Гедора ткань треснула, разорвалась, Гертель рванулся, оставляя клочья крутки, подскочил к двери, распахнул и вывалился наружу. Двое подручных, которым парень велел прогуляться снаружи, удивленно воззрились на изодранную одежду начальника.
Гертель отступил на крыльцо, погрозил кулаком в темный проем и срывающимся от страха и гнева голосом пролепетал:
— Я два раза не повторяю! Сделаешь, как я сказал, или твою жену…
Что случилось потом, не смогли разобрать ни стражники, ни несколько прохожих, случившихся в этот час у скобяной лавки. Будто ветром пахнуло из двери, появления Мясника никто не разглядел — размазанная тень смела Гертеля, и вот уже на крыльце стоит не начальник стражи, а Гедор, а паренек катится со ступеней на землю. Упал, ударился головой — вроде, несильно. И замер, неестественно вывернувшись. Все замерли, прохожие остановились, Гедор протянул ладонью по лицу сверху вниз. Стражники склонились над Гертелем. Один перевернул, приложил руку к шее лежащего. Поднялся.
— Мертвый. Шею свернул.
Оба солдата поглядели на Гедора, потом друг на друга. Мясник сделал шаг вниз, со ступеней. Солдаты перехватили короткие копья и плечом к плечу двинулись на противника. Гедор прыгнул навстречу с крыльца. С сухим треском переломилось древко, тупой конец ударил по ребрам солдата, тот взвыл. Другой отлетел, получив удар в челюсть — именно отлетел, подошвы оторвались от земли. Солдат, не издавая ни звука, пронесся через улицу и рухнул, врезавшись головой в изгородь на другой стороне. Гедор с обломком копья в руке набросился на того, который кричал — свалил на землю, ударил сапогом, потом палкой, потом еще и еще… Наконец отступил на шаг — сломанное оружие засело в груди стражника. Кровь расползалась по куртке, стекала на землю, разливалась темной лужей, впитывалась в пыль… Тот, который свалился у изгороди, не шевелился. Похоже, и с ним было покончено.
Гедор тряхнул головой, прогоняя морок. Обвел взглядом улицу. Прохожие ошарашено взирали на побоище. Один шевелил губами — должно быть, молился. Всхлипнула женщина. Откуда-то появилась группа мальчишек. Один сунулся поглядеть на кровь поближе: «Ух, сколько нахлестало!..» — плачущая тетка схватила его за ворот, оттащила и вмазала звонкую затрещину. Пацан притих.
Тут из-за поворота показались цеховые старшины. Они вчера пришли к соглашению относительно Гедора и теперь направлялись к нему в лавку, чтобы обсудить с ним задуманное. Вид у почтенных мастеров был довольный и, можно сказать, счастливый.
Передним шагал мастер Увин — дородный краснощекий, осанистый старик. Увидел мертвых стражников, остановился. Улыбка сползла с круглого лица.
— Эх, мастер… — прогудел кузнец, — что ж ты такое натворил?