— Нам поговорить, Иван, надо.
Правда, начальник цеха теперь изменился. Его рука и заступничество чувствовались во многом — даже при распределении работы. Комликовой бригаде обычно выпадало формовать двадцать первый мост — самую выгодную деталь, за которой формовщики гонялись. Перепадали премии. Но мало ли что: от Кашина можно было ждать всего. Вон как ловко и быстро — поди подкопайся! — рассчитался с недовольными. Подтасовал так, что чуть ли не все до одного вынуждены были перейти на Жодииский автомобильный. А там производство только осваивается — в заработке не шибко разгонишься! Неизвестно, как будет с квартирами, тарифная сетка тоже, говорят, ниже. Да разве одним этим может напакостить Кашин? Раз уж попробовал его ласки. Ударил наотмашь лишь за то, что заступился неугодный ему человек...
Наскоро вымывшись в душевой, Комлик побежал к начальнику цеха. Но подниматься в его кабинет не пришлось: Кашин ждал у входа.
— Давненько мы с тобой не встречались вот так, вдвоем,— сказал он, когда выходили из проходной,— Наверное, с самой партизанщины.
У Комлика отлегло от сердца: Кашин начал с воспоминаний — следовательно, бояться нечего. А это — главное, хоть Комлик и понимал, что начальник цеха не из тех, кто без всякой причины становится добрым.
— Да, многовато воды утекло,— угодливо подтвердил Комлик и, стараясь сориентироваться, добавил: — Распалась наша компания. Разошлись, вроде бы корабли в море. Теперь каждый сам себе подпольщик. Димин с Шарупичем, к примеру, только и знают, что поучать...
— Оно поучать других всегда легче, чем работать. Тяжело, Иван. Полагали, перейдем на сокращенный рабочий день — и отдохнуть можно будет. А тут снова заваруха. Старый Варакса и тот норовит…
— А он что, поправился уже? — остановил начальника Комлик, давая этим понять, что не хочет пользоваться его откровенностью и потому страхует: подумал, мол, еще раз, прежде чем говорить дальше,
Кашин ухмыльнулся — не то Комлику, не то своим мыслям.
— Поправляется. Раньше на грудь плевался, теперь на бороду.
— Ей-богу, правда! — подхихикнул Комлик.
— Но старик правильно говорит: бросаемся во все стороны, а определенности нет. То разрешают, то запрещают, что разрешили. Ты, если что в цехе, докладывай…
В квартиру к Кашину Комлик вошел уже смело. «А чемоданов, как в камере хранения», — подумал он, готовый и пошутить. Хотя Кашин и недоговорил чего-то, было видно: он ищет поддержки у Комлика и сам начнет прерванный разговор. Комлик даже не обратил внимания на демонстрацию хозяйки.
Татьяна Тимофеевна, скомкав на груди халат, неприязненно, как надоевшего попрошайку, оглядела гостя с ног до головы и, резко повернувшись, стукнула за собой дверью.
— Я нездорова, не выйду! — крикнула она из другой комнаты.
— Же-енщины,— прощающе протянул Комлик, садясь возле стола, и пошутил: — Хорошо тому, кто не пьет, а вот нам как?
Он ждал, что Кашин разбушуется, учинит скандал, но тот только потемнел и сам отправился на кухню за закуской. Уходя, оглянулся, подмигнул Комлику, но дверь оставил открытой. «Боишься, как бы чего не слямзил,— весело, без обиды подумал Комлик.— Вот бы в самом деле что-нибудь стащить. Что бы после тут произошло, представить страшно!»
С интересом он оглядел столовую, трельяж в углу. В одном из его зеркал была видна кухня — угол холодильника, шкаф и Кашин с засученными рукавами около стола. Склонившись над кухонной доской, он большим ножом резал селедку. «Верно, не первый раз этим занимается,— снова подумал Комлик и проглотил слюну.— Да что мне? Мне все равно…»
Наблюдать за Кашиным было любопытно, тем более, что он не держал бы себя так на людях. Нарезав селедку, аккуратно сдвинул ее на узкое блюдо, посмотрел так-этак, поправил. Потом вынул из шкафа графин с водкой, налил в стакан, посмотрел сквозь него на свет и по-хозяйски опрокинул в рот. Взяв вилкой кусочек, посмаковал его и второй раз поправил селедку на тарелке.
— Ну как, долго? — спросил он, вернувшись наконец в столовую и накрывая стол клеенкой. — Выходит, и без жен можно обойтись. Вот еще лучку напластуем — и добро!,
— Все они такие,— поддакнул Комлик.
Но это не понравилось Кашину. Он нахмурился и не с такой уже охотой поставил перед собой чарку, а перед Комликом стакан.
— Сердце что-то того… шалит,— скривился он.— Наверное, годы, Иван. Ты не смотри на меня. Знаю: в гостях не устаешь покудова…
«Дистанцию хочет держать,— с издевкой подумал Комлик.— Ну, держи, держи, мне все равно…», а вслух почтительно сказал:
— Я, слава богу, еще могу, Никита Никитич! Сколько ни выпью, только часок поспать — и как стеклышко. Ну, нехай наши враги сгинут! За ваше здоровье!
Водка развязала ему язык. Раскрасневшись, он добродушно посматривал вокруг осоловелыми глазками, хвалил мебель — трельяж, радиолу, рижский буфет.
— Какая хозяйка, такой и дом,— рассуждал он, аппетитно закусывая.— Хотя в жизни, конечно, разное бывает. Лес и тот ведь неровный. Земля — тоже не одни угодья. А где ты видел, чтобы люди были одинаковыми. Другая — косматому дьяволу сродни…
— Не болтай лишнего,— посматривая на дверь, попробовал унять его Кашин.