Весенний марафон

Кирилл читал стихи, стоя над городом на краю крыши, у самых перил, раскинув руки, будто собирался полететь. Красиво – оценила Катерина. И стихи на этот раз тоже вроде бы ничего, хотя вряд ли можно сказать про аккуратно раскрашенную радугу – «разноцветья сумятица». Наверное, она придиралась – потому что ей было неловко за Кирилла, его детскую восторженность, которая показалась ей наигранной, даже за так кстати посетившее его прямо на крыше вдохновение тоже было неловко. Она видела, что официанты стоят у выхода на террасу и наблюдают за ними. Когда Кирилл замолчал, они зааплодировали. Ивашов оглянулся с довольной улыбкой, а Катерина отвела глаза: она понимала, что если бы это был не Ивашов, то ему не стали бы так хлопать и так улыбаться, а помели бы господ сочинителей из дорогого ресторана поганой метлой. Но Кирилл был счастлив вниманием и наслаждался своим поэтическим взлетом. «Наверняка он и на высотку-то меня притащил, потому что «Седьмое небо», безусловно, поближе к Парнасу, чем поверхность грешной земли», – злилась Катерина. Впрочем, восхитительный обед в дорогущем ресторане несколько примирил ее с окружающей действительностью, а шоколадно-клубничный и еще какой-то там десерт сделал разочарование не таким горьким.

Свой экспромт Кирилл набросал на полях меню и подарил Катерине, не забыв размашисто расписаться внизу и поставить дату.

– Когда ты станешь знаменитым поэтом, я продам это за сумасшедшие деньги на аукционе «Сотбис», – пряча меню в сумочку, пообещала Катерина.

Но Ивашов знал ее недостаточно хорошо, поэтому принял комплимент за чистую монету и улыбнулся польщенно.

Вообще к поэтам Катерина относилась настороженно: после многих лет работы в отделе культуры выработалась защитная реакция организма. В прежние времена люди, умеющие рифмовать «кеды-полукеды» и оттого почитающие себя поэтами, осаждали редакции на предмет публикации их виршей. Отделы культуры стойко держали оборону, но иногда в ней возникали бреши в виде страничек «Творчество наших читателей», и это придавало борьбе журналистов и графоманов дополнительный накал. Но те времена канули в Лету: газеты стихов теперь не публиковали, все больше криминал, рекламу да светскую хронику. Туда же канула и цензура – в том числе и цензура качества, потому что теперь каждый мог издать свои стихи, заплатив типографии некоторую сумму денег. Таким образом, уровень сочинителя стал определяться категориями не литературоведческими, а исключительно экономическими. Поэт Кирилл Ивашов был автором роскошно изданного, оформленного изумительными иллюстрациями Буйловича четырехтомника в твердой обложке, и под тяжестью этих неопровержимых доказательств его таланта никто не посмел бы вслух назвать Ивашова графоманом. Впрочем, надо отдать ему должное: среди его приятелей было немало поэтов по-настоящему талантливых, и их стихи увидели свет только благодаря Ивашову. Так что его страсть к стихотворчеству по большому счету ему следовало бы простить, доедая десерт, упрекнула себя в нетерпимости Катерина.

Тем более что завтра утром они улетают в Москву.