Весенний шум

Но ответа не последовало, трубку повесили.

Поклонники! Конечно, у такой женщины не могло не быть поклонников. И ему, Косте, всю жизнь придется прожить с опасениями, с тревогой в душе.

Вечером он снова встретил ее злой и молчаливый. Он ничего не сказал ей, он просто молчал, сжав губы. Маша уже знала, — так он сердится. Вот за что только сердится — не угадать. А он не скажет.

Маша приготовила ужин, уложила Зоеньку. Сели за стол. Костя молчал, играя желваками щек. Еда ему не нравилась.

Раздался телефонный звонок. Маша встала и подошла к телефону.

— Здравствуй, Осенька! Второй раз? Мне никто не говорил, что ты звонил. Как твои успехи? Еще не женился? Да, меня можешь поздравить, но свадьбы мы не праздновали. Сейчас мы оба очень заняты, отпразднуем позже, когда свободнее будем. Приезжай в воскресенье вечером, я тебя познакомлю.

Напряженная гримаса исчезла с Костяного лица, он понял, что звонил Ося, а про Осю Маша рассказывала ему не раз. Впрочем, кто там знает, так ли все было невинно в их отношениях… Надо посмотреть еще, каков этот Ося с виду.

Во всяком случае, с этой минуты Костя обрел дар речи.

В воскресенье вечером, перед приходом Оси, Маша попросила Костю сходить в булочную купить ситного с изюмом и какого-нибудь печенья. Костя ушел.

Именно в этот момент приехал Оська Райкин. Дверь ему открыл Сева. Маша не слышала звонка, наводя порядок у себя в дальней комнате.

Она стояла в глубине комнаты, как вдруг дверь распахнулась и Ося, перемахнув комнату двумя шагами, оказался рядом с Машей. Он быстро обнял ее и запечатлел на лбу такой необычайно нежный и долгий поцелуй, каких прежде за ним и не водилось.

Оторвавшись от Маши, Оська торжествующе оглянулся: в комнате никого не было. Вызов, который он хотел бросить новому неожиданному сопернику-победителю, пропал втуне.

— Ты в своем уме? Кто тебе позволил? — спросила Маша возмущенно. — А что, если бы муж мой стоял вот тут рядом? Видно, на это ты и рассчитывал… И не стыдно?

— А что же мне остается? — спросил Ося тихо и печально. — Если бог не дал тебе сердца и глаз и если ты так бесцеремонно поступаешь со мной в течение вот уже пяти лет, что же мне остается?

— Я прошу тебя больше не позволять себе такой наглости. Ты можешь доставить мне столько слез, такие огорчения, что ужас. Ведь он вообразил бы, что у нас с тобой черт знает что… А за что мучить его?

Оська сел на диван, поглаживая свои кудлатые светлые волосы.

— А меня мучить льзя? Его нельзя, а меня льзя?

— Ося, у тебя есть Рыжая, и не разыгрывай влюбленного. Того и гляди, женишься, а делаешь вид, что неравнодушен и ко мне.

— Извини меня, Маша, но ты — дура, — ответил он печально и растерянно.

Он поник и сидел молча. Всё в этой комнате было знакомо ему. Особенно хорошо была знакома детская металлическая кроватка Зои: какой-нибудь год тому назад, когда Маша решила, что Зоя выросла и может вылететь из подаренной студентами деревянной плетушки, встала проблема новой кровати. Получив очередную сумму от Семена, Маша решила тут же купить новую кровать. Но денег хватало в обрез только на покупку, а никак уж не на доставку.

Выручили Сева и Ося. Они пошли с Машей в ближайший мебельный магазин и втроем принесли покупку. Кровать оказалась страшно тяжелой. Сева нес ее вдвоем с Осей, а Маша тащила то, что было ей под силу — два железных прута и сетки, которые нужно было натянуть на эти прутья.

И цветок этот Ося знал хорошо, этот лапчатый филодендрон с воздушными корнями. Ося помогал нести его домой, Маша купила цветок на улице, у какой-то женщины, неожиданно для самой себя. К счастью, Ося оказался под рукой…

Костя вернулся из булочной, и Маша познакомила его с гостем. Познакомившись и поговорив о том о сем, Ося вдруг смягчился, подобрел. Видно, Костя понравился ему. И Костя тоже успокоился, он поверил Машиным рассказам об этом ее преданном друге.

Но разве Маше звонил только Ося? Конечно, нет. Звонили ее товарищи по институту, звонил все еще не образумившийся как следует Икар Дедалыч, звонил даже Чарлз Дарьин, неизвестно с чего. И если телефонную трубку в это время снимал Костя, вечер для Маши оказывался испорченным. Костя просто не знал себя прежде с этой стороны, а узнал только теперь: он был очень ревнив, он по-новому ощутил переживания венецианского мавра, воспетого Шекспиром.

Учеба Маши и Костины занятия не позволяли молодым супругам часто выбираться вдвоем за пределы своего дома, некогда было. Да и не было в этом большой потребности, — оба они очень любили избранные ими специальности, оба были несколько честолюбивы и считали, что кое-как могут учиться какие-нибудь другие люди, только не они. И однако иногда хотелось послушать музыку или сходить в кино.

На одном из концертов в филармонии они встретились с приятелем Семена Григорьича, непрошенным Машиным опекуном и информатором. Если сам Семен Григорьич, встреченный ими в театре, благоразумно ограничился кивком головы, то друг его был слишком любопытен и словоохотлив, чтобы не подсесть к ним и не завести разговора.