Весенний шум

Стол купить нетрудно, куда только его поставить? И это тоже Маша решила одна. Просто в один из вечеров, вернувшись домой, Костя увидел жену сидящей за маленьким столиком где-то между печкой и Зоиной кроваткой. Он был приятно удивлен, но ни о чем не спросил и только обнял ее, подойдя к спинке стула, обнял сзади, приподнял за подбородок ее лицо и поцеловал как-то сверху, так что вместо глаз она увидела его смуглый бритый подбородок.

Маша вспоминала фабзавуч, сопромат, — сплавы всегда имеют новые качества, это не просто соединение качеств двух металлов. Не так ли и в браке, в любви? Вдвоем люди сильнее не вдвое, а больше, вдвоем возникает какая-то вообще новая сила, новые качества. Качества уже не его и ее, качества этого крохотного коллектива, состоящего из двух людей. Это и на пустяках видно, — одно дело обдумать что-нибудь самой, другое — посоветоваться с мужем. Уже коллективный разум…

Но самым заметным, вещественным, общепризнанным плодом любви мог бы быть младенец, ребенок. Разве они не хотели его?

Как можно не хотеть ребенка от любимого человека, от любимой женщины! Конечно, они оба хотели этого. Но, думая о потомке, оба мечтали, чтобы все это началось уже не в студенческой обстановке, а немножко позднее, совсем немножко позднее — ведь скоро Маша окончит университет, а он — аспирантуру. Дело даже не в заработке, хотя и заработок играет известную роль. Учеба требует очень много сил, особенно последний год учебы, госэкзамены и прочее. Беременность и первые месяцы материнства выбили бы Машу из колеи.

Но не только это останавливало Машу. Она уже доказала однажды, что и в этом положении может учиться и сдавать экзамены не хуже, чем прежде. Останавливало другое.

Маша помнила брошенные когда-то Лизой слова: «Сеня хочет, чтоб у нас был свой ребенок»… Свой, потому что Зоя чужая. А своя ли Зоя для Кости?

Маша попыталась проверить. Она проверяла это со страхом — каким-то окажется Костя? Она спросила его однажды, не хочется ли ему своего ребенка. И Костя удивился: а разве Зоя не своя? За что обижать ее противопоставлением — свой, не свой? Разве он не доказал, что полюбил ее, как свою? Он даже сказал какой-то своей дальней родственнице, что был знаком с Машей уже давно, лет пять назад, и Зоя — его дочка, а женился он только теперь… Мало ли, как бывает в жизни?

Маша вздохнула с облегчением, выслушав это объяснение. Да, он любит ее, а с ней любит и маленькую Зойку. Поэтому у него и нет такого острого желания — завести «своего» ребенка, он боится обидеть маленькую девчонку, которая ни в чем не виновата, которая не выбирала себе отца, в конце концов. А когда у них все-таки будет ребенок, Костя не станет любить его больше, чем Зою. В это можно поверить. И Зое от появления сестры или брата должно стать только лучше, но никак не хуже.

Жизнь… Когда-то очень давно Маша составила себе идеал, своего семейного счастья. Он был красив, но бесплотен, абстрактен.

Познакомившись с жизнью, с окружавшими ее людьми, она вначале немного растерялась. Идеал был ясен, прост и великолепен, но жизнь развивалась прихотливо. Было в ней и что-то от Машиного идеала. Но встречавшиеся ей люди имели свои особенные, индивидуальные свойства, кровь в их жилах обращалась с различной быстротой, степень их сознательности тоже была неодинакова. Казалось бы, чего проще: ближе всех других к Машиному идеалу спутника жизни был Ося Райкин, и он любил ее. Однако она не стала его женой, не могла стать.

Косте не хватало многого до того, чтобы приблизиться к Машиному идеалу, не хватало активности в натуре, но в нем было главное — нравственная чистота, преданность своему делу. Он тоже жил ради правды, партия тоже могла располагать им, как своим солдатом. Костя подтверждал это пока только учебой и научной работой, и люди не могли еще знать, так ли это. Но Маша, жена его, знала.

А все остальное, все его смешные или печальные недостатки, его ревность, неумение разделить Машины заботы, наивный его эгоизм, — все это, конечно, отдаляло его от идеала, но что же поделаешь! Со временем Маша стала думать, что ей именно и нужен такой человек, что ей именно и интересен не всемогущий, готовый и всепонимающий спутник жизни, а человек, которого еще можно творить, который находится еще в становлении.

Маша оканчивала университет. Еще весной, до экзаменов, состоялось распределение студентов на работу. Маше предложили работу в Музее революции, и она с удовольствием приняла это назначение. Но предстояло еще сдать государственные экзамены.

Она любила трудные испытания, любила брать препятствия, и все же очень волновалась. Хотелось получить диплом с отличием, для этого были все основания. Но человек — не машина, действующая безотказно, что-то может вылететь из памяти. Последние экзамены — самые страшные.