Весенний снег

Для многих было непостижимо, каким образом этот Крылов вышел, как говорили злые языки, из грязи в князи. Старые врачи еще помнили нашумевший много лет назад случай, когда некоего молодого хирурга изгнали из клиники почтенного ученого с редчайшей формулировкой: «За неспособность к научной работе». Уникальный случай, несомненно, врезался в память, обсуждался, передавался из уст в уста. И фамилия этого хирурга, о котором с иронией, с. удивлением, с насмешкой говорили все, тоже врезалась в память. — Фамилия неспособного к науке была Крылов. И вдруг она возникает через несколько лет, вдруг о ней с почтением говорит на хирургическом обществе знаменитый академик, вдруг она появляется под научными статьями. Конечно же, все возбуждены и шокированы этим магическим перевоплощением. Да тот ли это Крылов? Быть может, однофамилец? Где он пропадал и как он снова возник?

Действительно ли он что-то может или добрейший академик подбрасывает ему свои идеи и свои незаконченные работы? Вскоре выяснилось: именно тот самый Крылов. Именно он, бывший «неспособный к науке».

Подвизался все эти годы где-то в глухомани, в дыре, и за это время так поднаторел в практической хирургии, что ему позволяют делать в условиях клиники самые сложные операции. А статьи? — Утверждают — его. Говорят, академик придает им только «божеский вид». Непостижимо!

На первое сообщение Крылова на хирургическом обществе собрался весь цвет хирургии. Были в тот день и другие доклады, другие сообщения, но всех интересовал этот Крылов. Все хотели видеть своими глазами этот нонсенс, слышать своими ушами эту «науку».

Докладывал он плохо. Все увидели, что говорить он не мастер. Тем более что его выступление следовало поч еле выступления, профессора Горбачевского, известного златоуста. Но суть сообщения заинтересовала. И хотя нашлись оппоненты, ценности его работы опровергнуть они не смогли…

Прошли годы. Теперь уже профессор Крылов сам опекает молодых и реже выступает с сообщениями. Разве что на международных симпозиумах и съездах. Вышли его монографии, ставшие настольными книгами многих хирургов во многих странах. Но давняя загадка странного превращения до сих пор окончательно не отгадана, случай не забыт. Маститые, убеленные сединой врачи при упоминании фамилии Крылова нет-нет да и пожмут плечами. Ничего не скажут, ничего не опровергнут, но пожмут плечами, и этот жест, связанный лишь с одной только этой фамилией, воздействует на окружающих, поддерживая давние слухи и недоумения.

И вторая легенда имела основания. И в самом деле в Министерстве здравоохранения поддерживали профессора Крылова: посылали его за границу, давали ему в первую очередь импортную аппаратуру и новые лекарства, позволяли проводить редчайшие, связанные с огромным риском операции. Для многих это, опять-таки, было загадкой, для немногих — нормальным явлением.

Так случилось, что во время одной из первых своих заграничных командировок па важный для нашего престижа конгресс Крылов не только сделал оригинальный доклад на английском языке, но и провел в доказательство правильности своего доклада убедительную операцию: спас ребенка, страдающего пороком сердца. Если разобраться, операция была не такой уж сверхсложной.

Трудность ее состояла в том, что профессор Крылов работал с посторонней бригадой, не знающей его языка, имеющей другие навыки, принадлежащей к другой школе хирургов. Успех операции очень повысил авторитет нашей науки. Естественно, после этого случая смелого и находчивого ученого стали чаще других посылать за границу. Возникла опять-таки естественная цепочка: иностранные врачи, приезжая в Союз, хотели увидеться с известным им профессором Крыловым, побывать в его клинике, увидеть его операции. Пришлось создать его клинике надлежащий вид.