Весенний снег

— Аппаратура же, — продолжал Крылов, — еще не совсем надежна, иной раз подводит нас. Да и качество ее…

«Не хочет, не хочет, не хочет», — как метроном, отстукивало во всем теле, в каждой клеточке Веры Михайловны. Эта горькая мысль захватила, пронзила ее насквозь. Ей стало трудно дышать. Ловя открытым ртом воздух, плохо соображая, что она делает, Вера Михайловна соскользнула на пол и встала на колени.

— Ну, вот… вот… вот… — шептала она, плохо видя профессора, не замечая, как по ее щекам ручейками стекают слезы.

Крылов в первое мгновение опешил, остановился, потом замахал руками:

— Встаньте, встаньте сейчас же!

Но Вера Михайловна продолжала стоять на коленях, глядя на него умоляющими глазами.

Крылов огляделся, хотел броситься к двери и вдруг тоже опустился на колени.

— Это я должен… перед вами… перед матерью… за нас… за наше неуменье…

Вера Михайловна отшатнулась, прикрыла лицо руками.

— Что вы?.. Что вы?!. Что вы?..

И начала вставать, чтобы его поднять с пола.

Они разошлись, сели на первые попавшиеся стулья и некоторое время не смотрели друг на друга, перебарывая неловкость и одышку волнения.

— Вот что, — первым пришел в себя Крылов. — Ваш муж может приехать?

Вера Михайловна кивнула.

— Тогда пусть приезжает.

Глава пятая

Никита появился быстро, как в сказке. Сегодня Вера Михайловна отправила телеграмму, а через три дня он постучался. Вера Михайловна как раз была дома, готовилась к вечерней смене.

— Да кто же это? Да что же это? Да чего же стучит-то? — всполошилась Марья Михайловна.

— Руки-то заняты, — объяснил Никита, когда ему открыли дверь. — Так я ногой. Уж не обидьтесь.

Он вошел, огромный, высокий, шумный, загородил собою весь проход. Он поставил у входа чемодан, мешок чуть не. с него ростом и схватил в охапку Веру Михайловну. Ей было стыдно хозяев, и она поначалу отбивалась, потом смирилась, затихла, уткнула нос в его небритую щеку, всплакнула.

— От радости, — сказала она, заранее решив не нагонять на него своего настроения, утаить все страдания последних недель.

Старички смотрели на встречу супругов, умиленно улыбаясь.

— Ты хоть познакомься, — проговорила Вера Михайловна, торопливо смахивая слезы со щек.

Никита подал старикам руку, но этого показалось ему недостаточно, и он притиснул их к себе так, что оба крякнули.

— Да что же это за багаж? Да как же с ним доехал? — засуетилась Марья Михайловна.

— А ничего, — ответил Никита. — Самолетом. Доплатил только. Это питание.

— Накупили столько? — поинтересовался Федор Кузьмич.

— Нет. Свое. Выселковское. Люди надавали.

Был он выше всех на две головы, в полушубке, в сапогах, заполнил собой всю квартиру.

— Ну вот что, — скомандовала Вера Михайловна. — Раздевайся. Помойся. И приведи себя в порядок. И потише. Это не за трактором и не в степи.

— Да чайку бы… — предложила Марья Михайловна.

— Потом, потом, — отрезала Вера Михайловна.

Старички переглянулись лукаво и ушли на кухню.

После завтрака Прозоровы ходили по, городу, и Вере Михайловне все не верилось, что рядом Никита. Она все притрагивалась к нему, точно желая убедиться в том, что он на самом деле здесь, шагает по левую от нее руку.

Вера Михайловна рассказывала о Сереже, но старалась не говорить о своих переживаниях со дня их вынужденной разлуки, о мучительных часах, о своем отчаянии, старалась не напугать его, охранить от волнений.

— Ты что? — перебил он. — Что, говорю, частишь и прыгаешь, как сорока по гумну? Ты мне все по порядку.

Они подошли к Неве, по которой все еще шел лед и одинокий кораблик, ловко увертываясь от него, медленно подвигался вниз по течению.

— Я ж тебе писала.

— Один пишем, два в уме, — буркнул Никита. — Думаешь, не чуял, что ты утаиваешь половину? А что вызывала?

— Идем к Медному всаднику. Там скажу.

Она специально оттягивала разговор, выигрывая время на обдумывание… Радость встречи, переживания последних недель, ответственный разговор — все перемешалось у нее в голове, и она не знала, как сказать ему о том очень важном, для чего и просил вызвать мужа профессор Крылов.

Вера Михайловна покосилась на Никиту и пожалела его. У него было такое обиженное лицо, какого она никогда не видела. Чтобы хоть как-то утешить его, она сказала:

— А меня тут лечили… Вадим Николаевич настоял… Прямо взял и отправил.

— Ну?! — Никита остановился.

— Обещают результат.

— Значит, будет, — поверил сразу Никита.

Дальше шли молча.

— Вот и Медный всадник, — сказала Вера Михайловна.

— В порядке, — отозвался Никита, внутренне напрягаясь в ожидании важного разговора.

— В общем, Никитушка… — Вера Михайловна прикусила губу. Она хотела все объяснить, но у нее не поворачивался язык. Нужно было или говорить со всеми подробностями, в том числе и о последнем случае, который у нее и сейчас вызывал чувство стыда, или совсем не говорить. На, все, она чувствовала, у нее не хватит душевных сил, и она, сдерживая волнение, сказала:

— В общем, профессор хочет с тобой поговорить…

Он все скажет лучше меня.

Никита чуть было не обиделся, но, увидев страдание в ее глазах, сразу же смягчился, взял ее за плечи, притянул к себе.

— Досталось тебе тут.