Вера Михайловна понимала, что вопрос сейчас обращен к Никите, а он растерялся. Он ведь никогда еще не вел таких разговоров, с врачами-то все она встречалась.
У него на лбу даже испарина появилась.
— Ведь надо, — не выдержала Вера Михайловна.
— Надо, — с хрипотцой в голосе подтвердил Никита.
— Да, — тихо произнес Крылов, понимая важность момента и состояние родителей. Он и сам чувствовал учащенное сердцебиение: будто и привык к таким разговорам, а вот, поди ж ты, сердце реагирует. — Нужно, иначе медленная, мучительная смерть. И чем дальше тянуть, тем меньше шансов на спасение.
Крылов заметил, что Вера Михайловна побледнела, глаза у нее расширились и она готова снова броситься на колени.
— Так как? — спросил он поспешно. — Может быть, подумаете?
— А что думать? — прогудел Никита. — Думай не думай…
— Тогда будем готовить.
Крылов встал и проводил их до двери.
В приемной Вера Михайловна остановилась, ноги отказали, и Никита придержал ее за плечи.
— Да не кусай ты губы, — с сочувствием произнес он. — Они уж и так синие. Взяла привычку.
Она уловила это сочувствие, подумала: «Он-то и вовсе в первый раз». И собралась с силами.
— Мы ж для того его и везли сюда, — прошептала она. — Будем надеяться, Никитушка.
— Началась пора тягостного, острого, как боль, ожидания. Веру Михайловну вдруг охватывал страх. Она готова была закричать: «Никитушка, откажемся! Так хоть несколько лет поживет, а то… Ведь навсегда». Но у нее не хватало духу сказать эти слова, тем более что Никита, вероятно, и сам хотел произнести эти же слова, но только крепился, стараясь отвлечь ее рассказами о доме, о домочадцах, о выселковских новостях.
— А к нам сегодня еще один парнишка поступил, — сообщила Вера Михайловна, возвратясь с дежурства. — Говорят, с тем же пороком, что и у нашего Сереженьки.
Никита на минуту оживился, и это означало, что он понимает, в чем дело: «Раз принят такой же, значит, на что-то рассчитывают. Значит, есть шансы».
Ночью, чувствуя, что жена не спит, он прошептал с придыханием:
— Вот я бы за него… под нож… И без наркоза…
Вера Михайловна уткнулась носом ему в плечо, и он почувствовал теплоту на коже: слезы.
— Ну что ты? Что? Мы ж до самого лучшего дошли. Куда уж?..
Сережу тщательно помыли — Вера Михайловна сама участвовала в этой процедуре — и перевели в предоперационную палату. Впуск туда строго ограничили. Теперь и Вера Михайловна не могла больше пройти к сыну.
Лишь издали она зорко наблюдала за всем, что происходило там, за стеклянной перегородкой.
Наконец наступил день, когда родителям разрешили в последний раз перед операцией пройти к Сереже. На них надели специальные халаты, шапочки, маски, на обувь даже чехлы. Аркадий Павлович напутствовал:
— Только не волнуйте его. И недолго.
Ощущая щемящий холодок в груди, они вошли в предоперационную палату.
Палата была большая, светлая, белая. И среди всего белого они различили глаза своего сына. Оба остановились у входа, как будто вошли из темноты.
— Не видите, что ли? — послышался звонкий и бодрый голос Сережи.
Тогда они подошли к кровати, и две руки потянулись к его головке, чтобы погладить ее.
— Прикасаться лучше не надо, — раздался голос сестры.
Они отдернули руки и вновь замерли, не зная, как вести себя в этой палате.
— Папаня, покажи фотку, — выручил Сережа.
Никита торопливо потянулся к карману, позабыв, в каком именно лежит фотография Пальмы.
— Так в правом же, — подсказал Сережа.
Он долго смотрел на карточку, а потом сообщил сестре:
— Это подружок мой. Пальмой зовут.
И снова наступило молчание.
— А бабуси поют? — неожиданно спросил Сережа.
— Да нет, — ответил Никита. — Тебя дожидаются.
Вот поправишься — споют.
— «Купчик-голубчик»?
— И это споют.
Появился Аркадий Павлович, произнес тихо:
— Достаточно.
Вера Михайловна кинулась было поцеловать сына.
Сестра снова остановила:
— Так попрощайтесь.
Медленно отступая к двери. Вера Михайловна и Никита стали махать Сереже, будто он был в вагоне, а поезд тронулся. У дверей они. все-таки задержались.
— Пока, — бодро сказал Сережа.
«От кого же услышал он это слово?» — подумала Вера Михайловна, но не спросила, а лишь снова помахала сыну…
Перед операцией Сережу еще раз помыли.
Перед операцией его тщательно осмотрел профессор.
Перед операцией ему сделали уколы.
Перед операцией в клинике появился Владимир Васильевич, и Крылов сказал ему:
— Через день операция вашему протеже. Я распоряжусь, чтобы вас пропустили в операционную.
Хотя Владимир Васильевич пришел в операционную пораньше, оказалось, что мальчик уже находится там.
Его привезли сюда спящим, и потом во время всей операции наркотизаторы поддерживали этот глубокий сон.
Пока не появился профессор, у Владимира Васильевича было время разглядеть операционную. По существу, вся она состояла из стекла, воздуха и света. Но кроме того, в операционной горели лампы дневного света, а непосредственно над столом — гнездо мощных рефлекторов. И оттого все вокруг, сам воздух казался прозрачным, каждая капелька, каждая волосинка были отчетливо видны.