Вещи не в себе

В качестве присказки перескажу своими словами “Рождественскую сказку” Пауло Коэльо о трех кедрах, оригинал можно погуглить. Почему именно её? Потому что там у вещей есть не только истории и мечты о них, но и – миссия, по самым настоящим общечеловеческим меркам.

Сказка о том, как жили–росли на свете три кедра, долго жили, много повидали. Разговорились между собой – какой участи они для себя хотели бы. Первый – стать царским троном, второй – стать частью того, что преображает Зло в Добро, третий – быть напоминанием о Боге.

Но… мало ли, о чем мы все мечтаем – жизнь распоряжается по-своему. Дровосеки спилили те кедры и сделали из первого хлев, из оставшейся древесины ясли для телят при нем – такая кормушка для животных, из второго простой деревенский стол, а бревна третьего продать не удалось, их распилили на доски, и те остались лежать на городском складе.

Время шло. Как-то звездной ночью одна супружеская пара переночевала в хлеву, сделанном из первого кедра. Жена была на сносях, родила сына, его положили на сено в ясли. Первый кедр понял, что послужил опорой Деве Марии и Иисусу.

За стол из второго сели люди, перед едой и вином один из них произнес слова молитвы, которая преображала Зло в Добро, о чем и мечтал второй кедр.

Из досок третьего сколотили крест и прибили к нему гвоздями израненного человека. Кедр не сразу, на третий день лишь понял, что человек тот стал Светочем Мира, а крест из орудия пытки превратился в символ торжества.

 Мечты исполнились, но иначе, не в том виде, в каком их представляли. А вещи – простые неодушевленные предметы, которыми мы пользуемся, которые нас окружают, иногда помогают нам понять происходящее, изменения назначения, появление смысла, исполнение миссии, символизм и значимость ситуации.

Гнездовое

“От нечего делать он рассматривал красивую ореховую мебель, мраморные вазы, красивые драпировки на дверях и окнах, пестрый ковер, лежавший у дивана, концертную рояль у стены, картины, – все было необыкновенно изящно и подобрано с большим вкусом; каждая вещь была поставлена так, что рекомендовала сама себя с самой лучшей стороны и еще служила в то же время необходимым фоном, объяснением и дополнением других вещей” (Д. Мамин–Сибиряк, "Приваловские миллионы").

Ковровое мироздание

Слушала интервью с Ольгой Свибловой, она сравнила жизнь с тортом «Наполеон»:

– Слой экономический, слой психологический, слой культуры со слоем искусства рядом, но это не одно и то же…

У меня всплыла картинка с детским представлением о мире, как о ковре. Спать меня укладывали рано, и мне ещё долго не спалось, изнывая от скуки в своей комнате, развернувшись к стене перпендикулярно, перебирала ногами по узору на ковре, как бы играя в классики: туда-сюда, туда-сюда.

Летом в деревне я перед сном привычно застучала ногами по ковру над деревенской кроватью с кружевными  подзорниками, бабушка остановила:

– Не стучи, там люди живут.

– В ковре? – удивилась я. Не знала, что дом был на два хозяина, и за стенкой была чужая половина дома. Позже, у другой бабушки, снова услышала с киванием на ковер: «Там люди живут», и потом ещё у других родственников. Эти одинаковые упоминания от разных взрослых  складывались в понимание, что просто пока не знаю чего-то общеизвестного.

Иногда представляла, как внутри ковра живут своей жизнью люди, спят, едят, ходят в школу и на работу, а когда кто-то стучит по нему извне, внутри гремит гром или землетрясение. И, видимо, наш мир – тоже внутри другого большого ковра, как матрешка. Вот только смущало, что ковры такие широкие и плоские – неудобное пространство для жизни. «Наверное, он такой большой, что людям хватает не видеть краев. Мы же видим облака над головой высоко в небе, а краев вширь и вдаль – нет».

Постепенно это детское наваждение развеивалось картинками с китами, слонами, черепахой, потом – с планетами, Солнечной системой, и стало понятно, что края света, до которого можно дойти, нет.

Ковры, «в которых люди живут», снова вспомнились, когда я пыталась понять, в чем заключалась нашумевшая гипотеза Пуанкаре. Мне, простому обывателю, не дано было понять суть, но почувствовала, что это – какая-то связь философии и физики, каким-то образом перекликается с тем миром в коврах, и что не так уж далека я была со своими представлениями до чего-то ключевого.

И вот – слои торта. «Ну конечно!», ощутила в ногах давно забытый ритм «туда-сюда, туда-сюда» и поняла, что это – ключ для моего понимания гипотезы Пуанкаре: в совмещении слоев торта и ковров матрешкой.

Вывески