Вещие сны тихого психа

Вечером, после того как мы вернулись из зоопарка, вымотанные последними днями борьбы за жизнь обезьянок, Галя села на кухне, уронив голову на бессильно сложенные руки, и разрыдалась. Я полез было в шкафчик за валерьянкой, но Галя, с трудом поборов начинавшуюся истерику, поднялась, молча накрыла на стол - остатки обеда, какую-то закуску, принесла бутылку водки, рюмки. И мы выпили за упокой души - сначала Клары, потом Карла. Клара была нашей общей любимицей. Карл, как мужчина, был более скуп на проявление чувств, хотя нельзя сказать, что он был "сухарь". За помин их безгрешных душ мы ополовинили бутылку "Столичной", и нас развезло. Впервые мы откровенно говорили обо всем. Именно в этот вечер Галя призналась в том, как сильно ненавидит она Валентина. За что? За всё! За ложь, за бесконечные "командировки", которые на самом деле были прикрытиями его связей с другими женщинами, за пресмыкательство перед Папой, за наглость и нахальство. Но все это можно было бы как-то понять и стерпеть, тем более что и у нее, в отместку за его измены, тоже были мужчины, с которыми она общалась не только по работе. Главное, что отталкивало в нем, это его садизм! Он любил читать про казни, сам, вроде бы в шутку, изобретал новые виды казней, устройства для пыток. От "досочки", через которую я прошел, он был в восторге, всё повторял с хохотом: "Ах, стервецы, до чего просто, ну, гениально просто!" Сначала это казалось диким наваждением, каким-то бредом, совершенно невероятным, - чтобы судьба свела тебя с таким извергом, не верилось! Но, увы, опыты над животными раскрыли его истинную суть: он получал наслаждение, когда видел, как страдают и умирают живые существа! И часто, по-варварски, когда животное в лаборатории мучилось в агонии, почти насильно заставлял ее заниматься с ним "любовью"... Она произнесла это высокое слово и внимательно, хотя была уже пьяна, посмотрела мне в глаза. Мне стало страшно. И невыносимо жалко ее. Любовь, страх, отвращение - всё соединилось во мне в какую-то критическую массу. Я был готов подняться и уйти. Но меня удержали ее глаза - жалобные, умоляющие. О снисходительности! О понимании и милосердии! Это был зов о помощи! Если бы я тогда ушел с гордо поднятой головой, возможно, обрушил бы ее в бездну, после такой исповеди! Но меня что-то удержало, наверное чувство, которое в обиходе называют любовью, но, думаю, существуют более сложные формы человеческих отношений, среди которых любовь - лишь некая составляющая, далеко не всегда самая главная.

Короче, я остался. Мы перешли в ее спальню, Галя закрыла дверь на ключ. И лихорадочно, борясь с пуговицами и какими-то крючками, мы стали раздевать друг друга. Мы впервые увидели и познали друг друга. И познание это, как ливень после грозы, очистило наши души и сблизило нас уже навсегда. "Ты останешься здесь, со мной!" - сказала Галя. "Как то есть останусь?" - "А так! Я тебя спасла, теперь ты мой! Не выпущу! Ты мне нравишься!" - "Ты мне - тоже". "Расскажи, как. Быстро рассказывай! Хочу знать! Всё-всё про тебя и про меня. Ну, не тяни, давай!" Опьяненные - и вином, и любовью, - мы то болтали без умолку, то замолкали в порыве нового, еще более сильного притяжения. Мы любили неистово - "всем смертям назло", было, было это горькое ощущение в наших отчаянно-безоглядных объятиях. Так мне казалось тогда...

Поздно вечером в палате появился доктор Герштейн и, не скрывая раздражения, буквально швырнул тетради с моими секретными записями мне на кровать.

- Я вас просил написать о вашей жизни - детстве, юношестве, что вас мучило, что терзало, а вы? Вся эта "техника" никому не нужна, мы наелись ею, во, по самое горло! Меня как врача интересуют истоки вашей болезни, понимаете, истоки! А не все эти дурацкие опыты с плутонием, все эти пещеры, муравьи, обезьяны. Всё это банально! Каждый советский, бывший советский человек в той или иной степени прошел через все то, что вы так живописали в своих "секретных" тетрадях. Кого это сейчас колышет?! Вы читали "Историю еврейского народа"? Читали. А "Архипелаг ГУЛАГ"? Молодец. Там же всё сказано! И про садизм, и про фашизм, и про разного рода извергов! Вы что, хотите кого-то удивить?! О чем я вас просил? Описать свою жизнь! А не "жуткие" опыты. Они уже никого не испугают, после того как товарищи Сталин, Гитлер, Мао и прочие "вожди" уничтожили две сотни миллионов человек! Не обезьян, не муравьев людей!!!

Он ушел, хлопнув дверью так, что зазвенели стекла. Я лежал онемевший от приступа его ярости. И это врач, с горечью подумал я. Его самого надо как следует почистить...