Вещий князь: Ладожский ярл. Властелин Руси. Зов Чернобога. Щит на вратах

Отрок вздохнул. Купеческих кораблей набралось около двух десятков, и на каждом – на каждом! – вполне могла находиться похищенная Радослава. Если, конечно, не обманула ведунья. Вроде бы не должна – Твор поежился, – гадала на совесть.

– Ничего, – подбодрил мальчика Вятша. – Отыщем мы твою Радославу. Отыщем.

Подул попутный ветер – на ладьях поднимали мачты, ставили паруса. Потянулись по правому борту знакомые места, по левому – из-за дальности – и не разобрать ничего было. Суда медленно вышли на середину реки, поплыли быстрее, оставляя за кормой белые буруны. Закричали, закружили над мачтами чайки.

– Ну, да помогут нам боги, – уходя в разбитый на корме шатер, улыбнулся Хельги. – Лоцманам укажите – пусть место для стоянки выбирают загодя, пока не стемнело.

– Укажем, княже.

Хельги сбросил плащ и кольчугу. Лег в шатре на кошму и сразу же уснул под мерное плесканье волн, сказалась усталость – так и не спали в эту ночь, все говорили с Ярилом да Хаснульфом. Толстяк Хаснульф хоть и не великого ума воевода, однако ж в верности его были случаи убедиться. Да и решителен, случись что, не побоится прибегнуть к силе, для того и оставлена в Киеве почти треть дружины. В основном старые, заслуженные воины. Молодежь – гридей да «детских» – князь взял с собой. Пусть посмотрят на дальние края, пусть осознают – все это, от Киева до Ладоги, – теперь их, общая на всех, держава, которую надобно при нужде суметь защитить. Улыбаясь, спал в шатре князь. Ласково плескали волны. Разогнав туман, сверкало в синем небе ясное солнце. Кормчие на ладьях внимательно вглядывались в изломанную линию берега – коварен Днепр-батюшка, не ровен час, мель или подводные камни.

За княжьей дружиной медленно плыли широкие корабли купцов. Где-то в середине затесался меж ними и «Черный лебедь» – судно Гнорра Ворона. Вместительное, с глубоким трюмом. На дощатой палубе, тщательно укрытые от непогоды рогожей, были разложены приобретенные на киевском торге товары – яркие восточные ткани, золотая и серебряная посуда, тонкое цветное стекло, пахучие пряности. В трюме же содержался товарец иного сорта – рабы, которые достались Ворону почти задаром – не считая того, что было уплачено Стемиду.

Продать их в Упсале или Скирингсалле – вот и окупится плаванье. На севере любят красивых дев, правда, там такая одна, зато красавица! За такую не жаль отдать и последнее.

Гнорр потянулся. Поднырнув под поставленным парусом, прошел на нос, посмотрел на идущие впереди ладьи, ухмыльнулся. Хоть и не дошел до ромейских земель, как планировал, да и все ж не без выгоды возвращался. Кроме нежноволосой красавицы, еще четверых дев, помладше, вез на продажу варяг троих отроков. За живым товаром Ворон строго следил самолично, чтоб не задохнулись, откидывал с люка рогожку – проветрить, да так выгадывал, чтоб поблизости ни одного корабля не было. Все предусмотрел Гнорр – даже посудину невольникам для малых надобностей, в иных случаях все одно ночью к берегу приставать. Улыбался варяг, качал длинным носом, потирая руки, подсчитывал выгоду.

А в вонючем трюме грустила Радослава. Вернее, уже не грустила – как могла, утешала остальных, особенно девчонок. Да и отроки – Гостеня, Пирагаст, Здрав – малы еще были.

– Ничего, ребятушки, – приговаривала девушка. – Милостью богов, проживем, выберемся. Вот бы знак какой подать, оставить? Может, заметит его кто-нибудь, передаст знакомцам моим, да брату, да и вашим родичам.

– Какой такой знак? – поднял заплаканные глаза одиннадцатилетний Здрав. После Радославы он здесь был самым старшим.

– Подумаем, – улыбнулась девушка и, звякнув сковывавшей руки цепью, ласково погладила по голове одну из девчонок. – Не плачь, не плачь, маленькая.

Знак… Радослава вдруг просияла, сорвала подвеску с виска, – обычное колечко, медное, потому и не польстились на него варяги, оставили. Покосилась на Здрава – тот кивнул, понял, зачем подвеска. Радослава снова на него глянула.

– Грамоте ведаешь?

– Плохо, – смущенно улыбнулся отрок. – Тятенька с маменькой начали было учить, да так и не закончили. Лето на дворе, работать надо – мы ведь горшени, да двух стельных телок держим. Работы хватает – глины с оврага привезти да сенца подкосить по косогорам. Зимой только и учил буквицы.

– А я так вообще их не знаю, дура. – Радослава вздохнула. – Хоть и обещали научить, да не успели еще. Послушай-ка, Здрав, а ты имя мое написать сможешь?

– «Радость», «добро», «слава», – загибая пальцы, перечислил Здрав. – Я эти буквицы помню, изобразить смогу. Только где? И чем?

– Здесь. – Девушка показала подвеску. – А вот чем… – Она задумчиво оглядела ребят. – Пряжечки никакой нет ли?

– У меня сразу пояс сняли, – развел руками Здрав. – Может, у малых кого? Эй, Гостеня? Пояска нет ли?

Восьмилетний Гостеня – улыбчивый веснушчатый паренек – заворочался, протер глазенки.

– Поясок? Есть, вот он… Маменька подарила, с пряжкой. А почто вам мой поясок?

– Да поясок-то не нужен, пряжку давай. Да вернем, не бойся!

– Точно вернете?

– Давай, сказано!

Гостеня тихо заплакал.