– Что еще за разговор? – удивлённо поворотил коня кудрявый. – И вообще, откуда вы тут взялись?
Он спешился и, подойдя к Хельги, неожиданно улыбнулся.
– Судя по одежке, вы не из лесных татей.
– С чего бы это такая уверенность? – заинтересовался князь.
– Изволь, объясню. – Кудрявый дружелюбно улыбнулся – видно, почувствовал, что незнакомец ему ровня, а то и повыше. – Кольчуга у тебя не наша, франкской работы, оттуда же и меч, – уверенно перечислил кудрявый. – Порты – ромейской ткани, недешевой, сапоги из Мараканды или Мерва, только там такой зеленый сафьян выделывают, перстни изящные, думаю, киевские или ромейские… впрочем, и в Ладоге, говорят, есть умельцы. Самоцветы в них отшлифованы преизрядно, значит – Италия, там только так шлифуют. Застежка у тебя на поясе золотая, варяжская, со зверями и рунами… Если не ошибаюсь, сдвоенная руна «Сиг».
– Не ошибаешься, – улыбнулся Хельги и проговорил по-норвежски начальные слова висы: – «Сиг» – руна победы!
– Коль ты к ней стремишься, – на том же языке продолжал незнакомец. – Вырежи их на рукояти меча и дважды пометь именем Тора.
Князь удивился:
– Ты викинг?
– Нет. Но у меня много друзей-варягов. В основном по торговой части.
– Значит, и твое положение не низкое. Кто ты? Воевода? Сотник?
– Тысяцкий. – Кудрявый горделиво подбоченился. – Первый помощник старого Твердислава Олельковича, славного любечского воеводы. Людота – так мое имя. А ты кто?
– Ты ж уже почти угадал, – улыбнулся Хельги, ему всегда нравились такие вот уверенные в себе люди, – Интересно было послушать. Особенно про руны. А вот с кольчугой ты, извини, не угадал. Киевская кольчуга, не франкская.
– Да не может быть! Чтоб я сдох! – вспыхнул глазами Людота. – Неужто в Киеве так плести научились?
– Смотри сам. – Князь пожал плечами. – Видишь, планка с буквицами на подоле. Грамотен, так прочти!
– «Миронег-коваль во граде Киеве», – наклонившись, по слогам прочел тысяцкий, выпрямился. – И все равно не верю!
– Ну и ладно, – махнул рукой Хельги. – Скажи-ка лучше, не знаешь, кто всю реку колья перегородил?
– Я! – гордо приосанился Людота. – По приказу наместника, боярина Твердислава Олельковича. Пришлось уж озаботить смердов. Три дня рук не покладая работали.
– К чему ж такая спешка? – зло спросил князь.
– Говорят, ромейский царь Василий Македонец, тот самый, что императора Михаила убил, трон захватив, на нас войною идет на ста судах. Сам Олег, князь киевский, наказал, чтоб засеки да засады делали!
– Вот как! – Хельги ошарашенно хлопнул глазами. – Олег-князь, говоришь, наказал перегородить реку… А я тогда кто же? Или это какой-то другой князь?
– Странно ты как-то заговорил, – покачал головою Людота. – Непонятно. А вот кто ты… Думаю, купец иль боярин знатный с Чернигова, более тут неоткуда. А дружина твоя в лесу схоронилась, сигнала ждет, иначе б ты тут так не стоял спокойно. Ну что, угадал?
– Угадал, угадал. – Хельги незаметно ткнул кулаком в бок Вятшу – молчи, мол. Посетовал: – Я-то на ладьях плыл…
– То-то про колья спрашиваешь!
– Так нельзя ль с тобой в Любеч? Дашь коня-то?
– Дам, конечно. Как имя-то твое?
– Олег.
– И тебе, боярин Олег, и людям твоим, но не всем, конечно.
– Десятком обойдусь, – ухмыльнулся Хельги.
Кивнув, Людота обернулся к своим.
– Слышали? Так что десяток – спешьтесь. Сзади пешком побредете.
Воины послушно исполнили приказание. Один из них с поклоном подвел коней Хельги и Вятше. Вятша обернулся к лесу, свистнул.
– Восемь человек сюда, быстро.
И небольшой отряд, пополнившийся малою толикой воинов князя, неспешно потрусил по лесу.
Ехали недолго, обогнули холм, забрались на другой – и вот они, серебристо-серые городские стены. Рот у тысяцкого Людоты не закрывался, он то расспрашивал про Чернигов, то, сам себя перебивая, вдруг начинал растекаться речью. Хельги с улыбкой слушал, а вот у Вятши от подобной болтовни даже голова заболела, и сотник хмуро отъехал подальше.
Естественно, в Любече «черниговский боярин Олег» захотел быть представленным наместнику Твердиславу, и его новый знакомец Людота взялся со всей прытью эту миссию исполнить. Метания его быстро принесли плоды – Хельги даже не успел осмотреть стены детинца.
– Идем, боярин! – выскочил на крыльцо запыхавшийся тысяцкий. – Ждет наместник, встречей жалует.
– Еще кто кого жалует, – усмехнулся ни на миг не отходивший от князя Вятша.
Поднявшись по нарядному узорчатому крыльцу, гости прошли через сени и оказались в светлице – неотапливаемой комнате, служившей наместнику для летнего приема.
– Черниговский боярин Олег! – зайдя первым, громко выкрикнул Людота.
Сидевший в резном креслице напротив небольшого стола наместник Твердислав – толстый пожилой мужчина с красным лицом и красивой проседью – поднял глаза и, ахнув, вскочил на ноги.
– Честь-то какая, батюшки! – всплеснув руками, низко поклонился он. – Не ждал тебя так скоро, княже! Да ты не стой, садись, садись в креслице.
– Княже? – Разговорчивый тысяцкий Людота захлопал глазами. – Как это «княже»?
– А так, – шепнул ему наместник. – Правитель наш, киевский, новгородский, ладожский, князь Олег, что прозван народом Вещим!