– Да, есть такое урочище – Черный мох, и старое капище там как раз рядом, – Еффинда, вдова Рюрика и родная сестра Хельги, утвердительно качнула головой в повязанном по-вдовьи платке, обильно расшитом речным жемчугом. Она так и жила здесь, в Городище, на правом берегу Волхова и, кажется, ничуть не сожалела о кончине мужа. Занималась усадьбой, угодьями, при том проявляя недюжинную хозяйственную сметку, растила детей, дочек, родившийся в прошлом году сын, нареченный Ингварем, помер во младенчестве, как бывало в ту суровую пору.
– Помер, говоришь? – Хельги вздохнул. – Жаль племянника. А дочки как?
– Да сам видишь – хохотушки! – Еффинда довольно улыбнулась. – Заневестились все, скоро замуж выдавать. Нет ли у тебя кого на примете?
– Найдем, – пообещал князь. – Так ты говоришь, знаешь, где урочище-то?
– Знаю. Дам провожатых, покажут.
Простившись с сестрой, Хельги вышел на крыльцо. Вечерело. Кругом было тихо, лишь, скашивая траву, изредка перекрикивались на лугу, за стенами градца, смерды да неподалеку в лесу куковала кукушка. За дальними, покрытыми густым лесом сопками, за серо-голубой гладью Волхова садилось багряное солнце.
– Ишь, как кровавится. – Варяжский купец Гнорр Ворон подергал себя за левый ус – показалось вдруг, кричит кто-то в трюме. Прислушался – точно показалось. После того как отрезали голову самому младшему из невольников, остальные попритихли. А того, кого пришлось убить, было не жаль. Не товар – дрянь: мелкий, крикливый, сопленосый, да и заболел к тому же… Пройдя на корму, купец укрылся в небольшом шатре, велев слуге принести недавно купленной на новгородском торгу браги. Хлебнув, задумался. Нет, неспроста Хельги-конунг интересуется невольниками, неспроста. Хорошо хоть предупредил об этом Стемид. Да и гребцы говорили – шлялись у варяжских ладей двое парней, все про то же расспрашивали, про «живой» товар. На торговцев, говорят, не похожи. Вот и думай – может, то люди конунга, соглядатаи? А чего это Хельги-конунг интересуется чужим товаром? Уж не хочет ли наложить на него лапу? Может, стоит избавиться от рабов как можно раньше, не везти до Ладоги? Эх, не продешевить бы! А держать невольников и дальше – страшно. Уж больно не нравился Гнорру тот интерес, который проявил к «живому товару» киевский князь Олег – Хельги-конунг. Подумал-подумал Ворон, попил бражки – ничего, вкусна, забориста, – да и подозвал приказчиков:
– Завтра с утра вызнайте у торговых, не купит ли кто рабов. Да только в тайности все обделайте. Впрочем, не мне вас учить.
– Сделаем, как велишь, хозяин.
Один из приказчиков покашлял в кулак.
– Хочешь что-то сказать, Рулав?
– Напомнить, хозяин. – Рулав осклабился. – Тот бонд, что подходил к нам в Скирингсалле при отплытии…
– А, – ухмыльнулся Гнорр Ворон. – Знакомец мой, Скъольд Альфсен. Не забыл, не забыл я его просьбишку… Хотя хорошо, что напомнил, Рулав.
– Как ты и просил, хозяин.
Поклонившись, приказчики вышли. Слышно было, как они вполголоса переговаривались между собой, спорили, с какого конца завтра обходить торжище. Ворон допил брагу и потеребил ус. Честно сказать, о просьбе знакомца своего, Скъольда, он давно позабыл. А ведь тот и просил-то всего ничего – узнать о судьбе родственника своего, Лейва по прозвищу Копытная Лужа, направившегося с товаром в Гардар и пропавшего – ни слуху ни духу. Ежели просто сгинул – одно дело, бывает. А вдруг как и не сгинул – товар продал, выручку себе забрал да живет-поживает? На этот счет были, конечно, у Скъольда задумки, да он ими с Вороном не делился, только просил вот узнать. Ладно, заявится еще Стемид – так и спросим. Может, хоть тот чего знает? А не знает, так и ладно, все одно со Скъольда ничего не обломится – скупердяй страшный.
Стемид заявился утром, по пути с торга. Просто так зашел, поболтать, закрепить, так сказать, взаимовыгодную дружбу. Заодно успокоил – никаких действий в отношении чужого товара не собирается пока предпринимать Хельги-конунг, потому как уезжает в какое-то урочище, то ли Черный мох, то ли Черный лес, – старый слуга княгини Еффинды, с которым на эту тему трепался Стемид, не знал точно, как зовется урочище. Впрочем, Стемид и не расспрашивал – оно ему надо? Главное, князя какое-то время здесь не будет и части дружины тоже.
– Лейв Копытная Лужа? – задумался варяг. – Нет, не слыхал про такого. Впрочем… был такой воевода у Дирмунда-князя! Ну да, был! Судили его, да по решению веча продали в рабство к ромеям, где он и сгинул.
– Сгинул, значит, – покивал Ворон. – Что ж, на все воля Одина.