Кузнец Рауд навис над жрецом черной громадой. Ажлак даже на миг испугался, хотя какой опасности можно было ожидать от глуповатого наволоцкого кузнеца?
– Так, говоришь, дочь мою, Колму, убили «люди креста»?
– Это не я говорю, кузнец, люди…
– Люди?
Волхв даже не почувствовал, как острое лезвие ножа вошло в сердце. Лишь захлопал глазами, удивляясь, с чего б это так горячо стало в груди, и свет померк в его глазах, а мертвое тело с плеском свалилось в воду.
Над лесом, над капищем и рекою, над маленьким черным озером вновь поднималось солнце.
– Люди говорят, это злое, нехорошее место, – передернув плечами, сообщила князю Ладислава. – Скорей бы покинуть его.
– Сегодня уйдем, – кивнул Хельги. – Но допрежь справим тризну. Жаль, погиб Келагаст…
– Жаль?!
– Да, жаль… Его следовало бы судить перед всем народом. Так было бы лучше. Ну, что ж, погиб так погиб… – Князь вздохнул. – А почему это озеро так называют?
– Дивьян говорил – сюда стекается зло, чтобы обрести силу.
– Обрести силу… Так вот почему…
– Слышишь? – Ладислава перебила князя. – Как здорово поет коростель!
Хельги прислушался, улыбнулся.
– Какой же это коростель? Это жаворонок…
– Сам ты жаворонок… Ну-ну, убери руки, во-он воины твои смотрят…
– И что? Давай спустимся, пониже, к реке…
– Давай…
– Ты поедешь со мной в Киев?
Девушка вздрогнула, остановилась.
– Наконец-то спросил!
– Так поедешь?
– Я подумаю, милый.
Озаренные лучами восходящего солнца, они приникли друг к другу и слились в долгом поцелуе.
Щит на вратах
Глава 1
Куклы
…Один взгляд на распростертое тело убедил его: это не живое существо, а вещь, по неодушевленности не уступающая полу, на котором она лежит, только гораздо менее естественная… И А. Г. понял, что случившееся действительно случилось.
– Давай убирать труп, – сказал он.
Библиотека располагалась в старинном, с колоннами, атлантами и кариатидами, здании на углу Юленсгате и тихой улочки Грига. Перед фасадом был разбит сквер, высокие тополя и клены заслоняли окна своими тенистыми ветвями, а когда налетал ветер, внутри здания казалось, что на улице плещутся волны. И в самом деле, похоже…
Матиас подпер рукой подбородок и, оторвавшись от книги, задумчиво посмотрел в потолок с бегающими тенями. Потом осторожно, чтобы не отвлечь читающих, выглянул в окно, наблюдая, как, медленно кружась, падают на землю желто-красные кленовые листья. Осень… Матиас любил осень, только не такую, веселую, солнечную, с синеглазым небом и разноцветной шуршащей листвой, а настоящую, позднюю, с пронзительным ветром, сыростью и дождем пополам с мокрым снегом. В такую пору хорошо сидеть дома у окна, размышлять, представляя себя великим героем. Матиас не выносил ни улицы, ни сверстников, ни шумных игр – его влекли лишь собственные мысли да таинственный шепот страниц в старинных, тщательно оберегаемых библиотекарями книгах. Сколько себя помнил, Матиас всегда был один. В раннем детстве он боялся даже выйти на улицу, опасался шумных игр – вдруг толкнут, обидят, начнут насмехаться… Так бывало, и довольно часто. Нет, уж лучше дома, с книжкой. Дождавшись, когда родители уйдут, он любил представлять себя могущественным повелителем, каким-нибудь древним или сказочным королем, полным властелином над жизнью и смертью подданных. Для большего правдоподобия Матиас делал куклы – приклеивал к картонным человечкам вырезанные из общей фотографии лица одноклассников, и потом…
А ну, пойди-ка сюда, забияка Хансен! Ты, говорят, обижаешь некоторых своих одноклассников? А вот выслушай-ка смиренно указ: за все про все отрубить тебе правую руку! И ножницами – чик! Ага, плачешь? То-то!
А ты, Лиззи Марз? Чего там, в уголке, жмешься? Стесняешься? А ну-ка, за ушко да на солнышко! Говорят, в дискоклуб захаживаешь? Пляшешь там с Хансеном? А вот поджечь тебе ноги… Где спички? Ага… Ну, теперь попляши! Что, несладко? А где ж твои подружки-хохотушки, Снайде с Анне-Лиисой? И в самом деле – где? В ящике стола что-то их не видно. И под тахтой нет. Да где же? А, в книжке, закладками. Ну-ка, вылезайте, не прячьтесь. Что бы с вами сделать-то? Руки поотрывать? Или отрезать головы… Нет, потом опять приклеивать. А повешу-ка я вас за ноги! Вот и нитки, и кнопки – болтайтесь… А это кто тут, под книжкой? Йохансен? Ты, что ли, Ханс? Ага, ты… Ну, вылезай, вылезай, чего там затихарился? Помнишь, вчера насмехался надо мной с толстяком Рольфом? А на географии плевался из трубочки манной крупой? Не ты? Ах, Хансен с Рольфом. Но и ты тоже, милый. А потому сейчас попляшешь, сейчас узнаешь, сейчас…