Команда бросилась врассыпную – собирать пригодные для костра палки, обломки кораблей и бочек – мусора у причалов хватало. Вскоре между складами весело запылал костерок, забулькала в котелках вода – слава богам, догадались прихватить с покинутого судна кое-какие припасы. Тихо было кругом, темно, звездно. Прятавшаяся за кипарисами луна освещала полную кораблей гавань, где-то в отдалении вдруг зазвучала удалая песня – видно, возвращались на корабль подгулявшие матросы. Далеко в море виднелись огни – горели кормовые светильники стоявших на рейде дромонов. Один, два… десять… двадцать пять… сорок… бессчетно!
– Силища, – с уважением произнес князь. – Надеюсь, Вятша с Хаснульфом сообразят, что суда могут высадить десант.
– Сообразят, – улыбнулся Твор. – Не знаю, как Хаснульф, а воевода Вятша – он умный.
Выставив часового – Ждана, пусть исправляется! – улеглись спать, подстелив под себя плащи. Лишь Хельги с «компаньонами» да примкнувший к ним Твор еще долго сидели у костра, размышляя. Честно говоря, они очень рассчитывали на выручку от продажи жита. Да и корабль тоже можно было бы продать, – впрочем, чего уж теперь рассуждать об упущенных возможностях? Думать надобно о другом – как быть дальше? Пока что-то ни с чем не везло – ни с постоялым двором, ни с судном. Можно было, конечно же, остановиться где угодно – уж чего-чего, а постоялых дворов в столице хватало, – однако хотелось сделать это, не привлекая особого внимания. Хельги сильно подозревал, что отыскать друида вряд ли удастся под личиной купцов – не так все просто, возможно, потребуется надевать новые маски, тогда придется менять постоялый двор – а это расходы, и самим что-то кушать надо, и воинам – бывшим матросам. А солидов, между прочим, осталось мало, да и те, как подозревал Хельги, возможно, уйдут на взятки алчным имперским чиновникам. Следовало придумать, как добыть средства. На первое-то время, конечно, должно было хватить, но потом… Никифор предложил пока поселиться в предместье, в монастыре святого Мамы, где обычно жили купцы-русы.
– Держать руки в гнезде гадюк? – резко возразил Ирландец. – Да там наверняка соглядатай каждый второй, не считая каждого первого.
Ведь за нашими купцами ведется неусыпный присмотр, и ты, князь, прекрасно о том знаешь.
– Сейчас там наших нет, сезон закончен, – пояснил Никифор. – Обитель открыта для паломников.
– Да уж, – подумав, согласился Хельги, – лучше всего прятать свечу под солнцем. К тому же там, верно, дешевле… Где бы только раздобыть рясы?
– Купим, – заверил Никифор. – Здесь все купить можно, звенели бы в кошеле монеты.
С раннего утра, когда первые лучи еще жаркого октябрьского солнца золотили кипарисы и оливы предместья, к стенам монастыря святого Мамы подошла процессия из тринадцати монахов в длинных черных рясах с наброшенными на головы капюшонами. Остановившись у часовенки при обители, сняли капюшоны и принялись истово молиться, после чего поклонились и направились к воротам…
– Мир вам!
– И вам мир, божьи странники, – ласково ответил вышедший навстречу монах. – Что привело вас в обитель?
– Ищем приюта и милости Господа, – скромно сообщил Хельги, стараясь не слишком шнырять вокруг любопытным взглядом.
– Мы из Каппадокии, – пояснил Никифор. – Идем в Иерусалим, поклониться гробу Господню.
– Долгий путь, – закивал монашек. – И благостный.
Все перекрестились, лишь незадачливый Ждан забыл – засмотрелся на сидевших на кипарисе ворон, пришлось Твору хорошенько двинуть отрока кулаком в бок. Чтоб не забывался.
– Проклятые язычники-русы задержали нас на нашем пути, – продолжал Никифор. – Придется ждать, пока не изгонит их непобедимое воинство базилевса.
– Дай-то Бог, это случится скоро, – снова перекрестился привратник. – Что ж вы стоите? Проходите во двор, проведу вас к отцу-келарю.
Отец-келарь, бойкий жукоглазый чернец с круглым, как блин, лицом, хитрым и каким-то масляным, потряс висевшими на поясе ключами и пригласил представителей странников в свою достаточно просторную келью.
– Приюта? Конечно-конечно, божьи люди. Предоставим вам гостевые покои, они все равно пустуют. Нет-нет, какая плата, что вы! Страждущего – приюти, так ведь сказано, нешто мы будем идти против Господних заповедей?
– Так, значит, не нужно ни за что платить, ни за кров, ни за пищу? – дотошно уточнил Ирландец.
– Ну конечно же не нужно! – перекрестившись на висевшую в углу икону, истово заверил келарь. Масляные глазки его прищурились. – Только вот в чем дело… Обитель наша не богата, сами видите. Братия невелика, крыша прохудилась, и…
– Мы охотно пожертвуем все, что у нас есть, – тут же заверил Хельги. И, вытащив кошель, высыпал на стол солиды и денарии, мысленно хваля себя за предусмотрительность – большая часть денег находилась у Никифора.
– Вот и славненько! – бросив косой взгляд на монеты, обрадовался монах. – Прошу, идите за мной, покажу вам гостевые кельи.