Вещий князь: Сын ярла. Первый поход. Из варяг в хазары. Черный престол

В Киеве еще не было постоянного христианского храма. Верующие – поклонники распятого бога, как их называли варяги – собирались раз в неделю в просторном доме церковного старосты Мефодия. Молились на недавно привезенную из Константинополя икону Пресвятой Богородицы, жгли свечи, общались. По вечерам читали по-гречески жития святых столпников да вели неспешные беседы о подвигах во имя веры.

Встретив здесь, в Киеве, наконец, своих единоверцев, Никифор воспрянул душою. Не раз и не два за день заглядывал к Мефодию, прикладывался к иконе, молился вместе со всеми, по воскресеньям с благоговением внимал службе. Проповеди церковного старосты оказывали на него большое влияние. Внимая описаниям подвигов Варлаама-пустнынника или столпника Варвария, Никифор представлял себя на их месте. Постепенно, под влиянием Мефодия, в душе его возникло и окрепло желание служить Господу не в известной всем ирландской обители, а среди полудиких лесных племен, погрязших во мраке язычества, еще не озаренных светом истинной веры. Что может быть угоднее Богу, чем основать обитель в дальнем урочище, привечать страждущих и неутомимо нести слово Божие идолопоклонникам-дикарям? Вот это и есть самый настоящий подвиг, подвиг ради славы Иисуса Христа, несомненно, достойный деяний первых апостолов.

Никифор слушал сладкие речи Мефодия, не замечая ни хитрого блеска его маленьких коричневатых глазок, ни бросающегося в глаза богатства, ни жадности, нет-нет да и проявлявшейся в отношениях церковного старосты к братии. Ничего этого не замечал Никифор и, отнюдь не потому, что был невнимателен или глуп, нет, просто – не хотел замечать, гнал из головы все сомнения, уж больно привлекательную идею предложил ему Мефодий. А тот давно уже понял, какое яростное пламя бушует в душе молодого послушника, и подпитывал его разговорами, разжигал ежедневными молитвами, укреплял таинственными намеками.

– Скоро уже, Никифор, – мягко говорил он, поглаживая тонкую руку послушника. – Скоро. – И тут же быстро поднимал глаза: – Сможешь ли ты отправиться в дальнюю даль, где несть ничего человеческого и Божия, где живут одни язычники, где нет храма, чтобы помолиться, нет икон – преклонить колени, нет ничего, одни дикие звери да непроходимая чаща?

– Смогу! – падая на колени, горячо шептал Никифор. – Я готов, отче.

– Жди, сын мой. И помни – никому ни слова. Местные языческие князья спят и видят, как бы извести светлую Христову веру.

Никифор кивал, и мечтательная улыбка озаряла его осунувшееся лицо. Вот он, ответ Черному друиду, о котором говорили друзья – Хельги, Снорри, Ирландец. Но имеет ли он право ничего не говорить им, исчезнуть внезапно, бросив в трудное время? Наверное, имеет, ведь толку от него не так и много, скорее больше вреда – ведь это по его вине исчезла неизвестно куда красавица Ладислава, и не способен он на интриги, соглядатайство, участие в кровавых стычках – на все то, что так нужно было друзьям в последнее время. Никифор чувствовал это – они постепенно перестали давать ему ответственные поручения, все меньше посвящали в свои дела, а в последние дни – вообще как бы забыли о нем. Значит, не так он им и нужен. Гораздо больше – нужен Господу! Правда, уйти так просто, не предупредив их, как просил Мефодий, было бы непорядочно, нехорошо, нечестно. Но ведь Мефодий просил… А это – друзья с далеких северных фьордов, делившие с ними кровь, пот и пищу.

Не говорить… Не говорить никому… А он и не скажет! Он напишет. Пусть знают, что он не исчез незнамо куда – иначе ведь будут искать – пусть ведают, что наконец-то решился Никифор на подвиг во имя веры. Жаль, друзья его язычники… Но очень неплохие люди! Парадокс – как сказали бы древние эллины. В смятении переживал молодой послушник последние дни, разрываясь между привязанностью к друзьям и к Всевышнему.

– И куда ж он исчез, твой юный дружок Ярил? – язвительно усмехнулся Дирмунд.

– Он не мой дружок, Мечислава. – хмуро возразил Ильман Карась, стараясь не встречаться взглядом с друидом. – Мечислав тоже спохватился – три дня не объявлялся парень. Думал, может, я его куда послал? Так я не посылал.

– А сам он не мог догадаться? – хищно прищурился князь. – Догадался, заметил, что следят за ним, и, на всякий случай, сбежал, затаился.

– Вряд ли так. – Ильман покачал прилизанной головой. – Незадолго до пропажи видел я его, да и Неруч – соглядатай наш – видел. Весел был парень, как обычно, за столом в корчме шутковал да песни пел препохабные.

– Он мог все это делать для вас, специально, чтоб усыпить бдительность, – возразил друид. – Скрывать свои истинные чувства весьма просто.

– Только не для Ярила! Уж слишком молод, едва шестнадцатое лето пошло.

– Да, пожалуй… – подумав, согласился князь. – Тогда, может, его убрали те, за кем мы следим?

Ильман Карась пожал плечами:

– Зачем им это? Тем более, он им служит.