Современные городские культуры часто обращаются к дереву как материалу, за счет текстуры и вызываемых ею тактильных ощущений способному воздействовать на эмоции. Например, в интерьерах современных домов нередко обыгрывают «ностальгическую» структуру дерева и связанные с ним ассоциации, которые должны помочь городским жителями преодолеть оторванность от природы. Кристина Фехервари, анализирующая политические коннотации различных строительных материалов в социалистической Венгрии, отмечает, что с 1970‐х годов многие венгерские семьи при отделке квартиры начали отдавать предпочтение дереву (черта, вдохновленная народной архитектурой), создавая в панельных домах «пространство гетеротопии», пробуждавшие чувство принадлежности к своему народу и близости к природе. «Дерево, – пишет Фехервари, – высоко ценили за способность придавать интерьеру квартир в панельных домах теплоту и человечность»[257]
. В тот же период органическая архитектура с ее упором на использование дерева завоевала популярность и в Западной Европе, Северной Америке и Японии. Японский архитектор Тадао Андо, один из главных представителей этого направления, подчеркивал, что дерево связывает старое с новым и вместе с тем дает человеку ощущение подлинности своего «я»: «Сегодня, когда мы сознаем кризис нашей естественной среды и упадок духовной культуры, важно обратиться к поискам нового начала – переосмыслив окружающую нас обстановку и научившись ценить леса и культуру дерева»[258].В своеобразных исторических условиях Русского Севера способность дерева благодаря тактильным качествам олицетворять историческую преемственность и подлинность укрепила видение истории, отождествлявшее архаичность с духом региона. Одним из проявлений такого видения стало движение за сохранение архитектурных памятников с идеологическом центром в музее «Кижи». Другим примером стремления людей в эпоху позднего социализма вписать себя в национальный исторический контекст как достойных преемников стало возрождение практик строительства деревянных лодок и кораблей. В Карелии оно было связано с клубом «Полярный Одиссей».
«Полярный Одиссей» был основан в Петрозаводске в 1978 году группой яхтсменов-любителей, изначально планировавших в складчину и совместными усилиями починить и заново отделать рыболовное судно заводского производства, чтобы плавать на нем ради собственного удовольствия[259]
. В эпоху позднего социализма такая практика получила широкое распространение, и в первой главе я уже говорил, как издававшийся на государственные средства журнал о любительском кораблестроении «Катера и яхты» популяризировал образ советского человека, путешествующего на самодельном судне. Однако в случае «Полярного Одиссея» стремление к познанию и покорению пространства в роли путешественника приобрело исторический аспект, когда в 1982 году во время одного из плаваний по Белому и Баренцеву морям члены клуба наткнулись на останки старых поморских судов[260]. На протяжении следующих двух лет петрозаводские яхтсмены отправлялись в экспедиции по Белому морю, чтобы изучать технологии кораблестроения в местных поморских селах (В 1987 году, построив «Помор» (