Вот представьте себе такую картину: снежная равнина до горизонта, ни деревца, ни кустика, одни, может быть, степные волки. А посреди этой равнины, утопая по радиатор, тащится трактор с вагончиком — из трубы дым идёт. В вагончике вокруг печки сидят дети. Кто песню поёт, кто дремлет. А самый прилежный ученик стих повторяет, чтобы до школы успеть довезти, не растрясти в дороге:
Тракторист вполне может о себе сказать: «Работаю на ниве народного образования!».
Май в Ташкенте
Когда я уезжал в Ташкент, про меня говорили: «Какой счастливый. Природой полюбуется». Мне советовали: «Ты больше на природу смотри. Она красивая».
Я и сам понимал, что в Узбекистане прекрасная природа. Я думал про солнце, про цветущие тюльпаны и про клубнику, которая вот-вот будет стоить восемьдесят копеек килограмм. Такой мне представлялась природа этого края.
Кто бы мог подумать, что природа в эту весну покажет себя совсем с другой стороны, что не до клубники и не до тюльпанов нам будет и вообще не до любования.
За двадцать четыре часа до нашего приезда Ташкент содрогнулся от мощного подземного толчка. Закачались и рухнули многие дома, судорога прошла по всем зданиям города. К счастью, все жители успели выбежать на улицы. Выбежали — тут и остались. Всю ночь и весь следующий день люди вытаскивали свои вещи из-под развалин. Даже те, у кого дома уцелели, боялись в них заходить — ещё бы, город время от времени трясло и качало. Никто не знал, чего ждать от природы, каждую минуту она могла что-нибудь выкинуть. Такая щедрая, нежная, жизнеобильная природа Ташкента стала вдруг непостижимой, загадочной.
Всем, кто имел слабые знания по географии, в Ташкенте в мае было особенно тревожно. Они не только сами путались, но и путали других. Одни говорили, что под городом впадина, другие — что море, а третьи — что вулкан. Особенно они любили говорить про японских рыбок. Те рыбки перед землетрясением окрашиваются в другой цвет.
Тогда для всех приезжих и для местных жителей, кто имел пробелы в знаниях по географии, началось обучение.
За наши знания боролась вся Академия наук, городские власти и особенно начальник сейсмической станции «Ташкент» Валентин Уломов. Он постоянно выступал по радио, по телевидению и в газетах. Его полюбили. Все к нему так привыкли, что даже, ложась спать, звонили ему по телефону, чтобы он пожелал спокойной ночи.
От учёных мы узнали многое. Так, мы узнали, что северо-восточнее города расположен хребет Каржантау. От него и раньше происходили землетрясения. Одни участки земной коры опускаются, другие подымаются. Пласты давят друг на друга, им тесно, как пассажирам в автобусе. И когда одному какому-нибудь пласту становится совсем невтерпёж, он собирает все силы, поднатуживается и начинает распрямляться. Вот тогда-то люди, которые живут наверху, и начинают падать со своих кроватей на коврики, выбегать босиком на улицу и кричать: «Ну и тряхнуло!».
Так было и со мной.
Когда тебя выбрасывает из тёплой постели на пол, не знаешь, кого и ругать. На море, понятно, во время качки ругаешь ветер. На дороге, когда трясёт, шофёра. Дома, когда течёт из трубы, жилищную контору. А тут кого ругать?
Я вам должен сказать — это очень непривычно и даже страшновато, когда ругать некого. Может быть, поэтому вначале и была у людей такая растерянность.
Но потом всё выяснилось. Оказалось, что причина всех наших волнений — энергия. Та самая энергия, которая накопилась за сто лет в земных пластах. Мы стали ругать энергию.
И ещё мы узнали, что толчки бывают вертикальные и горизонтальные. Горизонтальные — хуже, от них совсем житья нет. Но и вертикальные — дрянь.
Всем, кто у меня теперь спрашивает, не было ли в земле трещин, я отвечаю: «Ты соображаешь? Ведь были одни вертикальные толчки!».
В Ташкенте в те дни можно было поставить кровать на центральной площади, и никто не сказал бы тебе, что ты свихнулся.
И ещё можно было много разных вещей.
Например, мы с товарищем залезли в фонтан и умылись. Товарищ даже вычистил зубы.
В парках можно было ходить по газонам.
На трамвайной остановке есть шашлык на палочке.
Ходить посреди улицы рядом с автомобилями.
Ребятам можно было находиться на улице до каких угодно часов.
В мае все особенно ясно поняли, какая у нас хорошая и добрая армия.
Сначала был первомайский парад. По городу катились бронетранспортёры, проплывали ракеты и шагал, гремя на все стороны, сводный духовой оркестр.
Потом военные поставили технику в надёжные места, переоделись и пришли в город совсем по-другому. В машинах у них были брезентовые палатки. Солдаты забивали в асфальт острые колья, натягивали верёвки, и прямо на глазах у горожан вырастали палаточные городки. На каждой палатке мелом написали номер той квартиры, в которой раньше люди жили. Некоторые захотели, чтобы была написана и их фамилия. Им, конечно, пошли навстречу.
Были также палатки с надписями: «терапевт», «хирург», «приём телеграмм», «бытовые услуги».