Будь счастлив, хоть это чертовски мудрено.
Николай Иванович Куликов, русский актер, режиссер и драматический писатель, вспоминал о совместных прогулках с Пушкиным-холостяком в популярный в узком мужском кругу дом наипочтеннейшей Софьи Евстафовны. Посещали известное место ближе к вечеру, чтобы провести остаток ночи с ее раскованными любвеобильными компаньонками. Александр Сергеевич из всех выбирал особу наиболее интересную и заводил обстоятельную беседу с путешествием в детство и юные годы, пытаясь понять причины, толкнувшие женщину в столь свободную компанию. Если в откровениях девушки открывались причины, не связанные со страстью к пороку, Пушкин уговаривал собеседницу бросить «блестящее» общество, заняться честным трудом, идти в услужение, давал денег и таким благородным образом спас не одну жертву продажной любви. Хозяйка «благородного дома» часто гневалась на Пушкина и даже пожаловалась в полицию, как на безнравственного человека, безнаказанно развращающего ее овечек.
В молодости Степан Петрович Шевырев, литературный критик, историк литературы и довольно посредственный поэт, легко опьянев, впадал в романтически-сентиментальное состояние. Оратор произносил проникновенные речи о любви, согласии, братстве и прочих высоких материях, иногда получалось весьма вдохновенно. Однажды Пушкин, слушая пьяного говоруна, произносившего монолог о подлинной любви, закричал:
– Ах, Шевырев, зачем ты не всегда пьян!
– Твои стихи, я слышал, хвалит сам Пушкин, – сказал Погодин Шевыреву.
– Что значит – «сам Пушкин»? Похвалу Пушкина я не очень высоко ставлю.
– Почему?
– Неверным путем идет Пушкин. Слишком много значения придает красоте стиха. И слишком мало значения придает мысли.
Года через два Погодин предложил Шевыреву:
– Прочти свои новые стихи.
– Ничего законченного пока нет. Усиленно изучаю Гегеля, – ответил Шевырев.
Прошло еще года два.
– Почитай-ка свои новые стихи, – попросил Погодин Шевырева. – Они, надеюсь, у тебя лучше, чем у Пушкина.
– Стихи, которые лучше, чем у Пушкина, не пишутся в одночасье. Требуется большая предварительная работа.
Прошло еще несколько лет.
– Жажду услышать твои новые стихи, – вновь объявил Погодин Шевыреву.
– Нет у меня никаких новых стихов, – ответил Шевырев.
– Почему?
– Не получаются у меня стихи, которые были бы лучше, чем у Пушкина.
– Тогда пиши такие же, какие пишет Пушкин.
– Такие же, какие пишет Пушкин? Нет уж! Лучше я вообще не буду писать никаких стихов, чем писать такие же плохие, какие пишет Пушкин, – заявил Шевырев.
Случайно встретились однажды в Летнем саду Вяземский, Жуковский, Пушкин и Хвостов.
– Давайте-ка, ребята, устроим соревнование, – сказал Вяземский. – Кто из нас лучше всех напишет за пять минут четверостишие на тему «Летний сад»?
У каждого при себе как раз оказались бумага и карандаш.
Прошло пять минут. Вяземский собрал все листки и начал читать.
– Подумать-то я успел, да не успел все как следует записать, – сказал, как бы оправдываясь, Жуковский.
– Записать-то я успел, да не успел, к сожалению, подумать, – сказал Вяземский.
– И подумать не успел, и не успел записать, – сказал Пушкин.
– А я и подумать успел, и записать все успел как следует, – сказал граф Хвостов.
Среди близких к Пушкину друзей ходила своя легенда неудачного сватовства поэта: якобы Пушкин посватался к Олениной и не был отвергнут. Старик Оленин созвал к себе на обед своих родных и приятелей, чтобы за шампанским объявить им о помолвке своей дочери и Пушкина. Гости явились на зов, но не явился жених. Оленин долго ждал Пушкина и наконец предложил гостям сесть за стол без него. Александр Сергеевич приехал после обеда, довольно поздно. Оленин взял его под руку и отправился с ним в кабинет для дружеской беседы ввиду непростительного отсутствия, завершившейся тем, что Анна Алексеевна осталась без жениха.
«Не уступавший никому, Пушкин за малейшую против него неосторожность готов был отплатить эпиграммой или вызовом на дуэль. В самой наружности его было много особенного: он то отпускал кудри до плеч, то держал в беспорядке свою курчавую голову; носил бакенбарды, большие и всклокоченные; одевался небрежно; ходил скоро, повертывал тросточкой или хлыстиком, насвистывая или напевая песню. В свое время многие подражали ему, и эти люди назывались а-ля Пушкин… Он был первым поэтом своего времени и первым шалуном. Ветреность была главным, основным свойством характера Пушкина. Он имел от природы душу благородную, любящую и добрую. Ветреность препятствовала ему сделаться человеком нравственным, и от той же ветрености пороки не глубоко пускали корни в его сердце».
Из воспоминаний тайного советника, писателя М. М. Попова о Пушкине.
Из разговора между Александрой Иосифовной Смирновой, фрейлиной русского императорского двора, подругой и собеседницей поэта, и Николаем Дмитриевичем Киселевым, дипломатом и приятелем Пушкина:
– Пушкин – любитель непристойного!