Весло невесты

— Бывает, — я тоже начала обретать чувство реальности, а потому и красноречие сошло на нет. Про себя добавила: «Вот и завела кошечку с собачкой…».

Весь день делали наброски для программы, сочиняли возможные мероприятия. В наш план попали и встречи с писателями, которые будут приезжать к нам для презентации своих книг, и проведение литературного конкурса и тематических вечеринок. Каждую неделю мы предлагали рассказывать в местной газете о новых книгах и планируемых мероприятиях. Моей задачей было за вечер превратить это всё и еще всё то, что я напредлагала утром, в бизнес-план и программу развития магазина. Для вдохновения я полистывала «Двенадцать стульев»: зачем изобретать велосипед, когда Нью-Васюки уже так хорошо описаны.

Художественная самодеятельность

Это был действительно совершенно новый для меня опыт. Бизнес-планы я хотя бы читала, а потому и написать смогла. Кое-как, но это уже второй вопрос. А вот защищать, а тем более презентовать и защищать — такого в моей жизни, бедной на события, щекочущие нервы, не было. Отсутствие опыта в некоторых случаях большой плюс. Сейчас я просто волновалась, потому что мне предстояло сделать то, чего я раньше не делала. А если бы делала, то не знаю, в каком состоянии я бы шла к главе шмелевской администрации. Возможно, я бы не дошла. Или вовсе не пошла. А тут — с папочкой в трясущейся руке, на полусогнутых, но иду!

Только сегодня я увидела, что здание администрации розовое. Город Шмелев становился в моих глазах всё более прогрессивным, даже продвинутым городом. Можно ли себе представить, чтобы Президент Всея Руси трудился в розовом здании? Или Государственная Дума заседала, ну, пусть не в розовом, а в фисташковом? Глава города Шмелева был явно чужд предрассудков. Пока шла до кабинета, в голове сама собой нарисовалась картинка. У мэра молодая скучающая жена. Еще совсем недавно она была столичной штучкой, а сейчас — первая леди Шмелева. Ее раздражает всё в этом тихом городе. Особенно ее удручает убогость не архитектурная, а скудость цветовая. И у нее розовый — любимый цвет. А чтобы поход мужа на работу не вызывал раздражения у жены, мэр велел покрасить здание администрации в ее любимый розовый цвет. Жена пришла в восторг и с радостью отпускает мужа на службу. Глупость? Какой цвет — на то и вдохновил! Секретарь прервала мои мысли словами:

— Амалия Львовна готова Вас принять.

«Ну конечно! — пронеслось в голове. — Если бы сосредоточилась не на фантазиях по мотивам розового цвета, а посмотрела на табличку на двери, то поняла бы ошибочность своих выводов. В розовом здании руководить может только женщина! Никакая жена не заставит Президента покрасить «работу» в ее любимый нежный цвет. А вот, если женщина станет Президентом, то можно на что-то ласковое в цветовом решении надеяться. Хотя навряд ли. Если женщина не истребит в себе любовь к розовому и другим нежным цветам, то сомнительно, что она станет кем-то большим, чем глава города а-ля Шмелев. Даже мэром города с метро ей не стать, не то что Президентом России».

— Амалия Львовна готова Вас принять! — секретарь уже перешла на повышенный тон.

«Львовна?! Это хороший знак! Я — Львовна, и она — Львовна! Мы обе — Львовны!» — и мысленно я себе подмигнула.

— Девушка! — секретарь громко начала читать мне нотацию. — Амалия Львовна готова Вас принять! Если Вы хотите, чтобы Вас принял другой глава города, то приходите лет через пятнадцать!

— Извините, я задумалась, я уже иду!

— То им десять раз по телефону скажи, что не примет! То потом десять раз скажи, чтобы заходили, потому что их готовы принять! Не работа, а сплошные нервы! — секретарь в гордом одиночестве читала мораль всему населению Шмелева, а заодно и всем гостям города.

— Амалия Львовна, здравствуйте! — мой голос прозвучал как-то по-пионерски.

Я этому удивилась, а Амалия Львовна — нет. Видимо, она привыкла, что именно такими голосами с ней заговаривает всяк сюда входящий.

— Здравствуйте, — она посмотрела в свои записи, — Ярослава…

— Львовна! — пионерская речевка продолжалась.

— Две Львовны и в одной клетке — забавно, — она закашляла и рукой пригласила присесть.

— Простужены?

— Это к делу не относится, — она говорила и кашляла на каждом слове, — показывай, что у тебя там.

Я протянула ей папку. Она стала читать. Очень интересно было наблюдать, как она читает, но еще интереснее было осматривать ее кабинет. Очень любопытный кабинет, надо сказать. Здесь был ленинский уголок: в него составили все предметы от предшественников — мужчин-коммунистов. Все предметы — флаг с кистями, бюст вождя, портрет вождя, книги вождя — были в отличном состоянии и без следов пыли. Чувствовалось, что за ними так же тщательно ухаживают, как за цветами. Другой угол был организован также по тематическому принципу — живой уголок. Животных в нем не было, но цветов было столько, что это была настоящая оранжерея, а не уголок. В третьем углу стояла экзотическая ваза. В четвертом ничего не было, потому что в него открывалась дверь.

— Удивляет? — Амалия Львовна подняла глаза от бумаг.