Весьма достойная судьба

Пропустив Кошкину и Колю, я побежал вслед за другими к тройкам. Выстрел, который раздался откуда-то сбоку, я слышал, однако не обратил на него внимания. Вскрик Коли я слышал тоже, но решил, что Коля просто подвернул ногу, падая в сани.

Отвязать лошадей было для Арсентия делом одной секунды. Помощь ему не требовалась, я перевалился через борт. Мы помчались по дороге. Первым на тройке серых гнал Арсентий, у него в санях оказались я и Коля, за нами на тройке гнедых - Сохатый с Кошкиной.

Дорога тянулась по высокому берегу, вдоль реки, иногда я видел за деревьями огромное пустое пространство, а дальше - противоположный берег. Время от времени слышались гул и раскатистый грохот внизу; теперь я знал, что это означает. Арсентий гнал и гнал, лошади были уже мокрыми и от них валил пар, Сохатый не отставал от нас. Ясно было, что следует ожидать погони.

Я заметил, что Коля морщится, потирая запястье. Я потянулся к нему и отогнул рукав его полушубка.

- Ерунда, царапина,- улыбнулся Коля.

На руке действительно была только небольшая ранка. Но я смотрел на браслет. Пулей, попавшей рикошетом, была смята часть застежки. Та самая, где размещались крохотные блестящие выступы. От крайних не осталось и следа. Выступы, я знал, служили для ввода информации…

- Заживет,- успокоил меня Коля.

Едва ли он понимал, что произошло. Мне было ясно. Коля навсегда стал человеком девятнадцатого века.

Внезапно я увидел унтера чуть не рядом с собой: он мчался по дороге, которая пересекалась с нашей, наперерез нам, наши тройки едва успели проскочить мимо. Теперь за санями, в которых сидели Сохатый и Кошкина, почти вплотную скакал отряд полицейских во главе с унтер-офицером. Ситуация была критическая.

Сани накренились, едва не опрокинулись; кандалы и медвежья полость полетели в сугроб; Арсентий круто свернул на другую дорогу, поуже. Я удержал Колю, он смотрел назад, где была Кошкина, и едва не вывалился из саней. Сохатый свернул вслед за нами, унтер с полицейскими- за ним. Я увидел впереди то, из-за чего Арсентий свернул на эту дорогу. Впереди был крутой спуск к просеке, обращенный к солнцу. Спуск блестел перед нами сплошным катком. Одним махом мы проскочили его и оказались за просекой. Позади раздавались вскрики и проклятия полицейских, перемежаемые командами унтера. Я обернулся; передние, упав, рассыпались по склону, вперемежку люди и кони, задние успели остановиться наверху.

Мы помчались дальше. Мы мчались, не останавливаясь, выскочили из леса, пересекли поле, снова въехали под деревья и продолжали мчаться. Погоня снова приближалась, мы слышали все явственней топот копыт и крики, уже можно было отличить крик унтера… Раздался голос Сохатого, он просипел сзади так, чтоб только мы смогли его услышать; я разобрал:

- …Илки… ись…

Я понял смысл этих обрывков слов, когда Арсентий резко осадил лошадей у развилки. Я обернулся. Тройка Сохатого стояла позади нашей, а сам он нес к нам на руках слабо отбивавшуюся от него Кошкину.

- Сиди, матушка,- сказал Сохатый и пристроил Кошкину рядом с Колей.

Мы смотрели на Сохатого, разумеется, в полном недоумении. Он подбежал к Арсентию и обменялся с ним несколькими словами.

- А дальше-то ты как? - услышал я вопрос Арсентия.

- Это, старинушка, не твоя печаль,- ответил Сохатый, отходя в сторону, чтобы дать нам проехать.

Арсентий тут же рванул с места, свернул на боковую дорогу и погнал по ней.

Я, обернувшись, смотрел, что будет происходить на развилке. Сохатый не спеша вернулся к своим саням, сел вполоборота и стал глядеть назад. Наша дорога шла прямо, я мог хорошо видеть развилку. Сохатый сидел и смотрел. Потом наконец взмахнул вожжами, и его тройка исчезла в лесу на главной дороге. В следующий миг на развилке появился унтер, а за ним и полицейские. Я понял, что хотел сделать Сохатый.

Унтер, однако, успел заметить нас. Он осадил коня, конь встал на дыбы и едва не сбросил унтера, но тот удержался. Полицейских, что проскочили вслед за Сохатым, унтер вернул.

Через несколько минут весь отряд мчался за нами. Расстояние быстро сокращалось…

Я глазами показал Кошкиной на руку Коли. Рукав задрался, и была видна смятая часть застежки.

Кошкина, зажмурясь, кивнула.

- Можно что-нибудь сделать? - спросил я, наклонившись к самому ее уху.

Кошкина снова зажмурилась.

- Внутри этого века… после ремонта… он сможет передвигаться,- прошептала она.

Еще через десять или пятнадцать минут я понял, что скоро все будет кончено. Конь унтера храпел прямо у меня за спиной, оборачиваясь, я едва не касался его взмыленной морды. Унтер всякий раз, как я оборачивался, начинал зло скалиться, при этом его усы поднимались концами кверху, а ноздри красного носа раздувались. Дальше плотно, бурка к бурке, скакали полицейские.

- Все в порядке,- шепнула мне Кошкина.- Все в порядке, Юрков. Я остаюсь с ним.