Весна

— Прости меня, отец, — глухо сказал он. Голос его, казалось, доносился с того света, его невозможно было узнать. — Пусть и люди из Мержанова простят меня… Поезжайте с миром, Горан и Петко, возьмите свою сестру и возвращайтесь к себе в село. Она молодая, красивая, честь ее незапятнана, вековушей она не останется.

Иван Кралев протянул к ним руки в знак прощанья. Он весь дрожал. Рука его коснулась мягких, как шелк, волос златоокой девушки, и пальцы затрепетали, замерла рука. Брызнули из глаз слезы. Скрипач отер глаза рукавом, и они сразу стали сухими.

— Простите меня и вы, побратимы мои добрые из Мержанова, виноват я, велика моя вина, нанес обиду вашему дому. До смертного часа не прощу себе этого.

Братья подняли на руки помертвевшую от горя невесту, усадили в сани. Петко повернул коней, хлестнул кнутом. Бубенцы жалобно вскрикнули, как воробышки, на которых ринулась с неба хищная птица.

Снег, успевший заровнять первые следы от полозьев, торопился замести свежий след. Словно ничего никогда и не было.

Толпа потянулась к селу. Иван шел вместе с односельчанами, но мысли его были не здесь, не с ними. Ничего не видел перед собой горестный жених, ничего не слышал, безмолвная тишина опустилась на землю, и молча ступал он по рыхлому снегу.

Вдруг перед ним встала какая-то старая женщина:

— Зачем же ты, сынок, отправился по вражьим селам жену искать? Мало разве невест у нас в селе? Погляди до чего хороши наши девушки, ровно пионы в цвету. Что тебе не выбрать среди них цветок, не украсить дом деда Кралю?

Она показала на стайку девушек, которые, шушукаясь, поглядывали на него.

И впрямь, до чего хороши девушки в Кладнице! Румяные, как пионы. Но Ивану не по сердцу были пионы.

— Сыграй нам хоро, Иван, спляшем! Будет печалиться — нынче небось праздник господен! — крикнула одна из девушек.

— Сыграй, сыграй, Иван! Подумаешь, велика беда, нет здесь ее, зато мы — вот они! — откликнулась другая.

— Не тужи, скрипач, не тужи!

— Сходите кто-нибудь ко мне домой за скрипкой, — проговорил Иван. Он был как во сне. На сердце — холод. — Принесите скрипку! — повторил он и вновь погрузился в глухое безмолвие. Как сразу опустел мир. Ни единого близкого человека. Одинока душа человеческая. Сиротой бродит она по свету, словно слепец, вытянув перед собой руки, пробираясь на ощупь во тьме, ищет родные объятия и не может найти. Кто откроет перед нею дверь своего дома, кто приютит ее, застигнутую ночью в чужом, далеком селе?

Он заиграл. Ринулись в вихревое хоро люди. И сразу заулыбались. И в веселой пляске позабыли горе-тоску, втоптали ее в снег, на душе полегчало, сердца раскрылись для радости. Заглушая звуки скрипки, лихо гикнули парни, завели задорную хороводную девушки. Улыбнулся Иван Кралев.

Незаметно подкрались сумерки. Мрак окутал заснеженное село. Хоро постепенно редело, и вечерняя мгла проглатывала людей одного за другим. И когда скрипач остался один, он перестал играть и долго смотрел на тусклые желтые глазницы деревенских домов, прикорнувших под снегом. Он сел прямо в снег, положил на колено верную свою подружку, ореховую скрипку, легонько провел смычком. И тогда снова заговорила златоокая девушка, чей прозрачный чарующий голос навсегда запал в душу скрипача — с той первой встречи у мержановского родничка.

— Не ты ли тот самый Иван Кралев, скрипач, про которого люди сказывают, будто приворожил он луну и она по ночам сходит с неба над Кладницей, светит в его горнице, сидит у него в головах и целует в лоб, когда он засыпает? Это ты, стоит лишь тебе захотеть, можешь заставить и деревья и скалы пуститься в пляс? Это ты унес ключи от сердец всех чернооких кладничанок? Ты, внук Стояна Кралева, воеводы?

— Да, я Иван Кралев, скрипач. По сердцу я тебе?

— По сердцу. Какая красивая прядь спадает на твой лоб. Дотронься до моих волос. Видишь, какие мягкие? Мягче травы, по которой бродит в горах стадо моих братьев.

И парень, никогда в жизни не прикасавшийся ни к одной девушке, обнял ее и сразу понял, как дорога она ему, и кровь в нем закипела.

Ночь была нежная, тихая. Луна заглядывала через его плечо, ласкала ее лоб. Глаза у нее были желтые, как бусины янтарных четок. Точно ребенок в зыбке, неумолчно лопотал о чем-то сам с собой родник.

А когда что-то зашуршало неподалеку и скрипач вскочил на коня, этот голос наказал ему:

— Нынче ночью смотри, не привораживай луну. Обещаешь?

— Обещаю.

— Поклянись!

Поехал Иван. Примолкшая широкая равнина раскинулась перед ним. Далеко, за потемневшими вершинами гор, проглянули летние звезды… Смычок трепетно льнул к струнам, и они звенели точно весенняя капель, точно бубенцы на санях, свадебных санях, запряженных белыми конями…

Он играл и играл… И вдруг почувствовал за спиной чье-то теплое дыхание. Почудилось ему, что рядом, в темноте, стоит отец. Да это он, дед Кралю, гладит его голову морщинистой своей рукой и говорит:

— Вставай, Иван, беги! Догони сани, верни невесту. Худо мы сделали, сынок, что не пустили тебя в село. Вставай!