Весна

На ближайшей станции женщина с дочкой поспешила перейти в другой вагон, и оставшуюся часть пути Кимер ехал в одиночестве. Монорельсовая направляющая, по которой двигался поезд пересекала величественную полноводную реку, делившую столицу Милании на два берега, а вдалеке, на горизонте, упиравшуюся в громадный огненно-красный диск встающего миланийского светила. Было еще совсем раннее утро обычного буднего дня и лишь немногие жители уже покинули свои дома, чтобы отправиться на работу. Кимер обосновался на Милании около полугода назад. Жизнь здесь была безумно дорогой, а искусственный климат еще не совсем установился, из-за чего днем поверхность планеты раскалялась до невыносимой температуры, а ночью сплошь покрывалась кристаллами льда. Гравитация лишь незначительно превосходила эталонную земную, но вкупе с несколько пониженной концентрацией кислорода в атмосфере и повышенной влажностью сказывалась на людях, вынужденных много двигаться. Позволить себе нормальное жилье Кимер был не в состоянии. По вечерам он контролировал работу механизмов автоматической прачечной, и за это получал право жить здесь же, в одном из подсобных помещений. Днем он трудился в урановых рудниках, чтобы обеспечить себе пропитание. Он уже с трудом припоминал какой черт занес его на эту планету, но, по большому счету, это был далеко не худший вариант из тех, что он уже перепробовал.

Поезд остановился на конечной станции, и Кимер зашагал по совсем еще пустынному перрону к выходу. Пройдя несколько кварталов пешком по новым, уже плотно застроенным, но еще неопрятным пригородам, он вышел на широкую открытую площадку. Здесь уже собралось несколько миланийцев, «Неудачник» вот-вот должен был прибыть.

– Доброе утро, Кимер, – ехидным насмешливым тоном сказал один из миланийцев, – как спалось…

– … на грязном белье? – добавил кто-то другой и вся компания разразилась дружным хохотом. Это были его коллеги с урановых рудников – представители низшего класса миланийцев, полнейшие неудачники, о чем они не уставали друг другу напоминать. Ниже был только Кимер, его работу, по-хорошему, должен был выполнять робот, однако роботов не хватало, а Кимер был рад и такой возможности подзаработать.

– Пошли все к чертям!!! – взревел Кимер и взмахнул увесистым кулаком, делая вид, что хочет задеть ближайшего. Мало кто из миланийцев доходил ему до плеча ростом и хотя бы до половины его веса. При желании он мог бы раскидать всех насмешников словно кегли и такое желание у него было, но жизнь научила его дорожить своей работой и держать себя в руках. Тем не менее он ревел в неподдельной ярости, что еще больше забавляло миланийцев. Его рев слился с воем двигателей потрепанного грузового флайера, который медленно опускался на площадку. Он каждое утро доставлял работников в рудники, лежащие в сотне миль к югу от города.

– Добро пожаловать на борт «Неудачника», ребята, – прогремел сквозь динамики голос пилота, – пошевеливайтесь, иначе вашу дозу радиации получит кто-то другой!

С радостными криками миланийцы ринулись в грузовой отсек, Кимер поплелся следом. Он никогда не понимал их сомнительных шуточек, да и вообще чувство юмора было ему чуждо. Во время полета он обычно сидел в самом дальнем углу отсека, повернувшись лицом к переборке. Шумная компания старателей не унималась в течение всего получасового полета. По большому счету их можно было понять. Если на Милании существовала социальная лестница, то она брала свое начало на первом этаже, а не в подвале, коим являлись урановые рудники. Если человек попал сюда, значит никакая более престижная работа ему не светила, никаких перспектив нет и не будет. Так что им просто больше ничего не оставалось, кроме как смеяться над собой, иначе можно было вообще сойти с ума от безысходности. Но Кимер не пытался этого понять рассыпаясь в ругательствах всякий раз, когда слышал насмешку в свой адрес. Ответить на шутку остроумно, как миланийцы отвечали друг другу, Кимер не мог. Остроумия он был лишен начисто. В нем кипело желание врезать им хорошенько, но в таком случае он потерял бы и эту работу. Впрочем, это отнюдь не означало, что Кимер задумывался о будущем и дорожил своим местом. Он лишь понимал, что за нарушение дисциплины будет уволен, лишится своего скромного заработка, а значит у него не будет возможности прокормить себя. Он уже познал голод и боялся его.