Весна

Станислав раздраил люк и оказался в тамбуре, где имелась шахта с ведущей наверх лестницей. Через сложную систему коридоров, лестниц, шахт, горловин, пандусов и проходных помещений он направился на пищеблок, располагавшийся несколькими уровнями выше. К пищеблоку примыкало помещение для мытья рук, куда и вошел Станислав в первую очередь. Матовая кафельная плитка на полу была мокрой и скользкой, плитка на стенах, выкрашенная зачем-то в синий цвет, кое-где отсутствовала. Грязные фаянсовые раковины стояли вдоль стен помещения на сваренных из арматуры ржавых подставках, некоторые были разбиты, над некоторыми висели местами потемневшие зеркала, по углам имелись полки со старыми, грязными искусственными цветами. Они были некрасивы, но на общем фоне радовали глаз. Станислав подошел к раковине и с трудом открутил разболтанный барашек на позеленевшем медном кране. Позаимствовав с соседней раковины раскисший кусок хозяйственного мыла, он вымыл руки и умылся. Побрился он с вечера и сейчас был рад этому. Станислав взглянул в мутное зеркало. Выглядел он не лучше и не хуже любого обитателя бункера: худое мертвецки белое лицо, утомленные плохим освещением, но все еще красивые выразительные глаза, волосы с проседью. Ему было тридцать шесть, но на плечах все еще красовались капитанские погоны. Продвижения по службе здесь, в бункере, были редким явлением и случались только после смерти одного из вышестоящих офицеров.

Пройдя в столовую, он получил свой завтрак и паек на суточное дежурство. Ел он без аппетита. Пища состояла из консервов, заготовленных еще до войны да кое-каких овощей. Ученые умудрялись выращивать их в огромном пустом хранилище на самом нижнем ярусе бункера. Это хранилище обитатели маленького подземного города ласково именовали садом. Запасов продовольствия на складах бункера, по расчетам, должно было хватить еще лет на десять, но что будет потом никто не знал, все боялись об этом думать. Ждать помощи было неоткуда.

Позавтракав, Станислав вновь углубился в хитросплетение шахт и коридоров, он направлялся в аудиторию, где проводился инструктаж заступающей смены. По распорядку инструктаж проводился в восемь, и у него оставалось в запасе еще целых полчаса, которые он сэкономил, отказавшись от медицинского обследования. Он собирался посвятить это время техническому обслуживанию своего скафандра, но передумал. Не хотелось ходить туда сюда, к тому же завтра специально для этой цели будет отведен целый час. Аудитория для инструктажа являлась также залом совещаний высшего начальства и была самым роскошным помещением бункера, в котором доводилось бывать Станиславу: лакированные столы, мягкие стулья, стены, обшитые пластиком, золоченая символика страны, от которой остался лишь этот бункер да еще несколько подобных. Постучав, Станислав открыл дверь и остановился на пороге аудитории.

– Прошу разрешения, капитан Кручинин, – четко проговорил он.

– Проходите, Кручинин! Куда заступаете? – спросил пожилой подполковник, заступающий дежурным по убежищу, хотя лист со списком заступающих на сегодня лежал перед ним на столе.

– Дежурным по обсерватории, – так же четко ответил Станислав.

– Хорошо, присаживайтесь, – сказал подполковник, изучая какие-то бумаги.

Кроме подполковника в аудитории находились всего человек восемь офицеров, которые, видимо, тоже пропустили обследование. Некоторые сидели молча, другие тихо о чем-то разговаривали между собой. Станислав занял место в третьем ряду и стал терпеливо дожидаться инструктажа. Минут через двадцать собралась вся заступающая смена, всего около двух десятков человек, и подполковник начал инструктаж, ничем не отличающийся от тысяч таких же, проводившихся ежедневно из года в год: выдержки из инструкций, указания по поводу того, на что следует обратить особое внимание, приказы командования, требования бдительности и ответственного подхода к несению службы. Станислав выслушал все это в полудреме, никаких новых вводных не было, а обычный инструктаж он, как и все остальные, знал наизусть. Но, порядок есть порядок. Все-таки, они военные, несмотря ни на что.