А я с широко раскрытыми глазами смотрела перед собой, мир опять перестал казаться мне реальным. Меня опять выволокли за шкирку на сцену театра абсурда.
— Тим, ты тоже веришь во всё это?!
— Если бы поверил, то, наверное, уже убил бы Илюху, — хмыкнул он.
Я не могла на него обижаться: Тим смотрел участливо, улыбался. Так хотелось его обнять, но кругом столько глаз косились на нас.
— Как хорошо, что хоть вы с Ингой не верите в этот треш, даже Екатерина Сергеевна верит, прикинь?!
— На самом деле у тебя союзников куда больше, чем ты думаешь. От Илюхи теперь все отвернулись. И вообще, тут такой шухер навели. Из чата всех выцепили, опрашивали. Там, конечно, всё потёрли, и все сбежали, — Тим усмехнулся. — И новый создали, но у полицейских остались скрины.
— Что мне теперь делать?
— Забить. Сама знаешь, что через пару недель все забудут про эту тему. Я буду рядом, не дам тебя в обиду, — Тим снова улыбнулся.
Я была настолько растеряна, что хотелось куда-нибудь скрыться от всеобщего внимания, и в то же время мне хотелось взять рупор и орать на всю гимназию о том, что Ковалёв нагло врал. Так хотелось, чтобы мне поверили. Я не представляла, как пережить подобное внимание.
Тим потянулся к рюкзаку и достал из него синюю пачку с мармеладками:
— Уже неделю таскаю, — усмехнулся он и с улыбкой протянул мне. — Твои любимые червячки были не в синей упаковке, зато мишки в синей.
И хоть обида за предательство Тима всё ещё саднила где-то в груди, но сейчас, пока я смотрела на его улыбку, на синюю пачку мармеладок, меня снова обдало волной любви. Я бросилась Тиму на шею, обняла его так крепко, как могла. Он даже чуть пошатнулся, но хмыкнул и прижал меня к себе. Я уткнулась носом ему в ключицу, закрыла глаза, чтобы не замечать косых взглядов и с упоением дышала любимым и родным ореховым запахом.
— Яна!
Услышав громкий окрик Ковалёва позади нас, я вздрогнула, отпрянула от Тима и вытаращилась на Илью. Тот стоял совсем рядом, но такой счастливый, будто ему сообщили, что он выиграл в лотерею. Я нахмурилась, не зная, чего от него ожидать, а Тим сжал мою ладонь.
— Яна! Как же круто, что ты нашлась! Прости меня, негодяя, что наврал про раздевалку. Ты же скажешь полиции, что ничего не было? — и, сделав несчастное лицо, попросил: — Пожалуйста! Они меня посадят!
— Заявления же нет, и не будет. Никто тебя не посадит! — я всё ещё хмурилась.
Илье раньше всё сходило с рук, ему всегда верили. Впервые вся его ложь обернулась против него, но жаль его не было. Мою репутацию уже не спасти, и от этого было больно. Поэтому при виде Ильи во мне вдруг всколыхнулась злость, захотелось ему отомстить, план мести родился мгновенно. За свои слова нужно отвечать. И я протянула ему руку, настраиваясь внушить Ковалёву публичный каминг-аут:
— Мир?!
Довольный Илья потянул свою ладонь, но Тим вдруг резко ударил Ковалёва по руке:
— Убери руку! — и загородил его собой, смотрел в мои глаза пристально и сердито: — Что бы ты ни задумала, не надо!
И я, пару раз моргнув, прогнала свою злость.
— Да ладно тебе, Клячик! Даже пальцем не трону больше Яну, если, конечно, она сама не попросит! — И Илья, подмигнув мне, ушёл к своим.
Я опустила глаза, а Тим взял меня за вторую руку, вздохнул:
— Легче бы тебе всё равно не стало, даже если б его посадили. Просто смирись, что он мудак, и не ведись больше на его слова.
Мне стало так стыдно за план мести, а ещё больше это чувство усугубляло то, что Тим меня застукал, наверняка заметил зелёное свечение в глазах — так пристально вглядывался. Но мне действительно не стало бы легче. Легче было лишь оттого, что я не успела ничего внушить Илье.
— Спасибо, что остановил!
Прозвенел звонок, и мы побежали на следующий урок.
С полицией беседа была короткой, и после общения с директрисой я ожидала, что ко мне будут относиться либо с осуждением, либо со снисхождением и жалостью, как Екатерина Сергеевна. Но следователь оказался добрым. Разговаривал спокойно и участливо, даже во взгляде не мелькало ни капли осуждения. Он очень внимательно слушал мою историю, задавал наводящие вопросы и как-то незаметно выпытал всё: и про спор, и про приставания, и про психолога. Я и не собиралась ничего скрывать, но некоторые подробности рассказывать не собиралась, а в итоге выложила.
Следователь вздохнул, цокнул и отпустил, и я очень надеялась, что он-то поверил.
Тим провожал меня домой после школы. Я его простила, но внезапно осознала, как часто мы спорим и ссоримся в последнее время:
— Тим, тебе не кажется, что между нами всё неправильно?
— В смысле? — напрягся он.
— У нас с тобой постоянные тёрки, то ты пропадаешь, то я. Так ведь не должно быть?
Тим остановился, посмотрел на меня как-то печально:
— Я не знаю, как правильно. И ссорятся все, это нормально. Но, если ссоры не разрушают отношения, это как раз настоящее. Знаю, что я далёко не Ковалёв, но зато теперь понимаю, каково это, когда ты исчезаешь. Не хочу больше тебя терять.