Весна безумия

— Не надо! Лучшая помощь — не смотреть на меня!

Паша и Лика были на кухне, переглядывались. Я чувствовала себя лишней. Тим мне явно не рад, у Паши с Ликой свои секреты. Лика усадила меня за стол, налила под мои протесты чай. А Тим вышел из ванной и тут же скрылся в своей комнате. Лика тихо продолжила свой разговор с Пашей:

— Я не знаю, что с ними делать. Тимошка сам не свой, Витя его так полоскал. И такое ему не спустит с рук, хотя, мне кажется, он жалеет, что ударил. Но Тимка его матом прямо в лицо послал! Паш, может, ты с ним поговоришь? — потом Лика перевела взгляд на меня и поджала губы, а следом пояснила мне, что произошло. — Родители сегодня собирались к Ковалёвым. Это родители того мальчика, Ильи, которого Тимка ударил в школе, и Витя сказал, чтобы Тимошка с ними пошёл и извинился перед Ильёй. А тот послал отца на три буквы. Витя и ударил, а Тимка сразу вылетел из дома. Ни маме, ни мне на звонки не отвечал, но я так и подумала, что он на крышу ушёл.

Если на пружину всё время давить, рано или поздно от неё отлетит. Тим и был этой самой пружиной под давлением отца.

Тим сбросил в коридоре сумку, зашёл на кухню, достал из морозилки бутылку со льдом, завернул в полотенце и приложил к синяку. Он избегал моего взгляда, отводил глаза, но я смотрела только на него. Лика встала и начала колдовать около кофемашины, и потом поставила перед Тимом кружку с кофе. Тот буркнул: «Спасибо», — и затих. Царила неловкая тишина. Всегда весёлый Паша непривычно хмурился, а я не сводила глаз с Тима.

— Тимош, ну так же нельзя! — в итоге не выдержала Лика.

— Не начинай, а?! — раздражённо выдал он, положил бутылку со льдом и потянулся к кофе. Глотнул и следом опять приложил свёрток к глазу.

— Всё равно нужно что-то делать. Тебе нужно поговорить с отцом.

— Мне уже не нужно! Ничего! — сердито бросил Тим, снова сделал глоток кофе, встал и вышел из кухни. — И я впервые с ним согласен! Я мудак, который всё просрал!

Я хотела пойти за ним, но только встала, Паша сказал:

— Ян, не надо! Не ходи.

И на мой немой вопрос ответил:

— Потом вместе поднимемся к нему. Пусть один побудет. А то опять тебе нагрубит.

Входная дверь хлопнула. Тим ушёл, а я не понимала, почему Паша меня остановил. Посмотрела на Лику, но у той тоже был растерянный и печальный вид, она пояснила:

— Он не любит, когда его жалеют и читают морали, бесится от этого. Но он отойдёт. Со временем.

— Не могу я тут спокойно сидеть. Можно я возьму с собой? — я взяла кружку с недопитым кофе Тима, чтобы был хоть какой-то повод его проведать, и ушла вслед за ним на крышу.

Он был там, сидел, опять пели «Драгонсы». Я поставила кружку перед Тимом на стол:

— Ты не допил.

И села рядом, смотрела вдаль на свинцовые тучи, слушала музыку. Мы молчали, Тим периодически откладывал бутылку и пил кофе, косился на меня. Минут через десять всё-таки посмотрел на меня и спросил:

— Тебя прикалывает тут сидеть и молчать?

— Я тебя напрягаю? — ответила я вопросом на вопрос.

— Сейчас больше всех напрягаю себя сам, — фыркнул он.

— Я просто слушаю «Драгонсов» с тобой, — кивнула на колонку. — Я без тебя теперь не могу их слушать, сразу концерт вспоминаю.

— Я тоже, — может, мне показалось, но Тим чуть улыбнулся.

— И тебе разве не становится грустно?

— Почему грустно?! — Тим приподнял брови. — Нам же было весело.

— Потому что это прошло, и больше так не будет.

— Я, наоборот, погружаюсь в воспоминание, и мне становится хорошо, потому что там было круто. Воскрешаю в себе эмоции и становлюсь чуточку счастливее.

— У меня всё наоборот: я вспоминаю, и мне плакать хочется, потому что сейчас уже всё не так.

Тим даже бутылку отложил, посмотрел на меня и нахмурился. Отёк с его глаза чуть спал, хоть веко и было красным и опухшим, а под глазом проявился синяк.

— Люди ходят на концерты для эмоций, чтобы потом эти эмоции воскресить, прожить заново. Это наполняет. Почему у тебя наоборот?

— Может, потому что мы уже не вместе, и я скучаю по тебе. Поэтому, когда слышу «Драгонсов», становится очень тоскливо.

— А мы уже не вместе?! — Тим чуть прищурился.

— Я уже и не знаю, — я опустила глаза.

В тот раз оттолкнула Тима я, в этот раз холоден он. Но мне бы так хотелось всё исправить и вернуть назад.

— Может, оно и к лучшему, — снова холодно заговорил Тим, приложил бутылку к глазу и отвернулся.

Мне хотелось поддержать, быть рядом, но, с другой стороны, он отталкивал от себя, и я понимала его. Когда мне бывало плохо, мне всегда хотелось побыть одной, наверное, ему тоже нужно одиночество, чтобы пережить травму. Но я так и не получила ответа, нужна ли я Тиму.

— И почему к лучшему? — нахмурилась я, ожидая ответа, что больше ему не нужна.

— Не будешь видеть меня такого.

— Мне всё равно, и на твой глаз, и на руку. И ты меня видел подбитую, и ничего, не сбежал ведь, хотя зрелище ещё то! Зачем на самом деле ты меня прогоняешь?

— Я правда не хочу, чтобы ты видела меня таким.