Весна и нет войны

На первом курсе института Вика встречалась с парнем. Он был высок, хорош собой, из приличной семьи. Одно время Вике даже казалось, что она в него влюблена. Но когда её приятель объявил, что вынужден по работе уехать на несколько лет в другой город, девушка неожиданно для себя обрадовалась. Хороша влюбленная!

И как это, интересно, бывает, и что чувствуешь, когда влюбляешься по-настоящему?

Спустившись в метро, Вика наконец вышла из свойственной время от времени всем молодым девушкам задумчивости и принялась размышлять о предстоящем интервью.

Господи, о чем она будет спрашивать?

И каков он, этот полковник? Наверное, старый, седой. И говорить они будут о детях, внуках , любимой собачке и прихватившем позавчера радикулите.

Вот если бы была война…

Вика тут же себя одернула: слава богу, что войны нет! Уж лучше писать о радикулите.

У кафе, где они договорились встретиться, сгребал снег дворник, у ног которого вилась рыжая бездомная собачонка. Чуть справа, на скамеечке, сидел дедок лет шестидесяти в засаленной шапке-ушанке.

Вика с сомнением посмотрела на дедка.

Ну и дурочка же- вообразить себе, что все герои её очерков будут молодыми статными красавцами!

Вика вздохнула и направилась к дедуле.

Тот неожиданно расстегнул старенькое пальтишко, извлек из внутреннего кармана бутылку водки, отхлебнул прямо из горлышка; трясущимися руками завинтил крышку и засунул бутылку обратно в карман.

Вика изумленно наблюдала за ним. Может быть, это не полковник?

Девушка осмотрелась. Нет, кроме бегущих мимо прохожих и дворника, вокруг никого не было.

После горячительного лицо дедка светилось, а нос покраснел и напоминал помидор.

Вика еще раз вздохнула и склонилась над странным полковником.

– Извините…

– Извините,– будто эхо раздался мужской голос.– Вы Вика?

Она обернулась и замерла: перед ней стоял необыкновенно высокий молодой мужчина, немного напоминавший Харрисона Форда в молодости.

– Олег это я.

***

Кира стояла у окна и смотрела, как догорает особняк во дворе.

Света не было (его вообще включали на несколько часов в сутки), и отблески горевшего в железной печурке огня зловеще плясали на стенах. Теперь, когда к ним прибавились всполохи пожара, комната и вовсе приобрела какой-то странный, неземной вид.

Во дворе суетились пожарные, но все уже было бесполезно: от уютного особнячка с колоннами, где Кира мечтала танцевать на балу, как Наташа Ростова, осталась только груда тлеющих головешек.

В доме никто не жил- там располагалось какое-то учреждение, давно эвакуированное. Никто не погиб, но по Кириным щекам все равно текли слезы, потому что перед глазами у неё проносились картины веселых балов, дамы в нарядных платьях, лихие гусары и вся её школьная беззаботная пора.

В дверь тихонько постучали, скорее, даже поскреблись. Кира поспешно смахнула слезы.

– Входите!

Это была Сима. Несмотря на отсутствие света, она сразу заметила, что Кира плакала. Наверное, по голосу.

– Да ты что? Чего вдруг? Там же никто не живет! Радоваться, дурочка, надо, что в нас не попало!

Сима деловито уселась за стол.

– Я, собственно, по делу.

Кира с испугом посмотрела на неё. Ей вдруг пришло в голову, что ,пока она была на работе, пришла похоронка. Нет, конечно, не на маму. Мама работает в госпитале и не лезет на передовую, а вот мальчик…

– Что с тобой?! Ты чего побледнела? Может, воды?

В следующее мгновение Кира обнаружила, что над ней склонилось встревоженное лицо соседки.

– Нет-нет, ничего,– пролепетала она срывающимся голосом.

Тут девушке пришло в голову, что похоронка на мальчика с синими глазами вряд ли придет сюда: ведь Кира ему никто. Пока никто. Похоронку получили бы родители.

От сердца сразу отлегло, и Кира с живым вниманием уставилась на Симу.

– Тут такое дело: у моего мужа родственники в поселке под Москвой. Так вот, там у них одна женщина меняет картошку, лук на всякое шмотьё. Может, съездим? А там, глядишь, и молочком с яичками разживемся.

Кира почувствовала, как в полупустом животе, где плескался только чай, сладко заурчало. Она прикинула, что можно было бы отдать за картошку. Они с матерью и до войны жили не слишком богато, а уж теперь…

Разве что… выпускное бардовое платье с блестками? Она так ни разу его и не надела. И у неё не останется ничего праздничного. Совсем ничего. Что же она наденет, когда война кончится, синеглазый мальчик вернется и они пойдут на танцы?

– Спасибо, но мне нечего менять,– решительно ответила Кира.

Но Сима была не из тех, кто легко отступает.

– Ну и что! Мне поможешь. Я одна не дотащу. Да и веселее вдвоем. А я с тобой поделюсь.

«Ох уж эта забота обо мне,– подумала Кира.– Не так, так эдак, но все же накормит!»

Она с благодарностью посмотрела на Симу. Соседка приняла это как знак согласия и поспешно затараторила:

– Да тут совсем недалеко. Станция «Фабрика».

– А это не там, где…

– Что ты!– уверенно оборвала её Сима.– Фашистов так близко не подпустят!