Весна и нет войны

С шести часов вечера переставали ходить поезда. На путях снималось электрическое напряжение, на рельсы укладывались деревянные щиты, где на ночь устраивались люди. В первую очередь пускали женщин с детьми и стариков.

В такие ночи Кира чувствовала себя особенно несчастной. Но следующим вечером Кира возвращалась домой; ежедневный ритуал повторялся: печка, чай, блюдце с сахаром, хлеб, книга- и жизнь уже не казалась такой беспросветной.

***

Кира отколола щипчиками крохотный кусочек сахара, положила его в рот и отхлебнула еще глоток чая.

Сегодня у неё было припасено нечто лучшее, чем томик Шарлотты Бронте.

Тетрадь. Совершенно чистая, толстая тетрадь в клетку, уже ставшая дефицитом, как и все остальное.

Кира нашла её утром по соседству с разрушенным домом, где жили женщина с мальчиком.

Это здание тоже было разрушено; оба этажа сошли с фундамента, а перед входом зияла огромная воронка, около которой белела стопка книг и вот эта тетрадь.

Сама еще не зная зачем, Кира взяла её.

Теперь тетрадь лежала перед ней на столе.

И снова, как утром, Кира вдруг перенеслась на ту странную улицу, на этот раз мысленно.

Там явно не было войны: все дома целы, стекла не заклеены полосками крест-накрест, а витрины магазинов не заложены мешками с песком; нигде не стоят , ощерившись, противотанковые ежи и не возвышаются баррикады на случай, если немцы все же прорвутся в город. Да и все встреченные Кирой люди- женщина с ребенком, мальчик с мороженым- выглядели спокойными и счастливыми. И они могли себе позволить швырять пшено голубям.

Там не было войны, и там была весна. Да, листья на деревьях были не желтые, как здесь и сейчас, а нежно-зеленые, будто только что распустившиеся. И воздух пах как-то по-весеннему свежо и опьяняюще.

А девушка в окне? Какая она, должно быть, счастливица. Она живет в мире, где весна и нет войны.

«Весна и нет войны»,– вслух повторила Кира.

Странное дело, не прошло еще и года с тех пор, как она сама жила в таком!

Нет, это было много столетий назад.

Кира снова мысленно вернулась к девушке. На вид ей было лет двадцать с небольшим. Она, наверное, где-нибудь учится или работает. А по вечерам ходит на свидания.

На глаза навернулись слезы.

Кира крепко зажмурилась: то ли для того, чтобы сдержать слезы; то ли в надежде, что таким образом сможет перенестись в тот заветный и недостижимый мир, где стоит весна и никто не уходит на фронт.

Через минуту Кира открыла глаза и тяжело вздохнула- нет, все было по-прежнему: горел огонь в маленькой печурке, белели крест-накрест полоски на окнах и где-то совсем рядом завывали сирены воздушной тревоги. Но вместо того, чтобы бежать в убежище, она придвинула к себе тетрадь, решительным движением обмакнула перо в чернила и написала на обложке:

ВЕСНА И НЕТ ВОЙНЫ

***

– Так! Это на помойку! На помойку! На помойку!

Одну за другой Аля швыряла на пол старые тетрадки. Арифметика, литература, география.

ВЕСНА И НЕТ ВОЙНЫ

– На по-

Слова застыли у неё на губах. Что за странное название? Может, это школьное сочинение?

Аля с сомнением повертела в руках выцветшую тетрадь с серой кромкой пыли по краям.

Нет, не похоже. Слишком толстая. Впрочем, какая разница? Раз уж взялась разбирать антресоли, надо выкидывать все старье.

– На помойку!

Тетрадь сделала короткий полукруг и шлепнулась на пол.

Аля довольно оглядела пустую полку. Пожалуй, на сегодня хватит.

– Положи тетради на подоконник и дай мне тряпку!– скомандовала она сыну, веснушчатому мальчику лет пяти с добрым личиком и хитрющими глазами.– После обеда пойдем гулять и выкинем на помойку.

Костик послушно подхватил стопку тетрадей и водрузил её на подоконник, рядом с цветущей геранью.

На левой щеке у мальчика красовался большой фиолетовый синяк и краснело несколько ссадин.

Накануне Костя ходил с отцом гулять. Проезжавший мимо трамвай взвизгнул на повороте- муж схватил сына, плашмя рухнул на асфальт и подмял ребенка под себя. Сработал фронтовой рефлекс- мина!

Аля вздохнула и отправилась готовить обед.

На просторной кухне было пусто. У стены справа стояли три столика- у каждой семьи свой- над ними висели деревянные шкафчики.

Аля открыла крайний у окна, достала большую эмалированную кастрюлю, налила в неё воды и принялась чистить картошку.

Наверное, ей не стоило торопиться с замужеством.

Она вспомнила 1946 год и себя, восемнадцатилетнюю. Родители умерли в войну, и девочку взяла к себе родственница. Аля звала её тетей.

Тетя относилась к девочке довольно прохладно, и Але всегда хотелось иметь настоящую семью и свой собственный дом.

Она мелко нарезала картошку, положила кубики в воду и поставила кастрюлю на плиту.

Да, теперь Аля его имеет. Вот только счастлива ли она?

***

– Осторожно! Осторожно! Не помните!

Худощавая старушка суетилась вокруг грузовика, куда двое грузчиков с развеселыми лицами затаскивали мебель и огромные тюки.

Стояла середина июня. Было еще не жарко, но небо уже голубело совсем по-летнему и солнышко припекало.